Стратоник достал из-под плаща меч и положил на кровать.
"Быть может завтра я прикончу тебя."
Дождавшись абсолютной тишины, Стратоник схватился руками за голову, сжав свои волосы в них и пал на колени.
"Что я сказал ему?"
За спиной послышался женский голос:
— Префект?
— Табия?
Развернувшись, Стратоник видел, как в черноте огонь расписывает небрежно черты девушки. Лицо нежно застывало в терпеливом спокойствии. Прочел затаившийся интерес и подошел.
— Он тебя не заметил?
— Возможно не хотел замечать.
Заледеневшее время, облитое вишневой патокой желаний, взрывает свой ритм, создавая заторможенное ускорение.
Через несколько часов наступило утро, и этого не было видно через толщу гигантских камней, составивших массивы стены.
Поднимаясь в полной темноте, Стратоник наощупь находит свечу и зажигает её единственной искрой, подносит её к постели, где лежит Табия, изогнувшись в изящном положении, словно нарочно; одеяло наполовину свисало, едва прикрывая талию.
"Не так уж и плох этот плен."
Больше свечей.
На столе лежали самые разные свитки, различные свитки, в которых отражается жизнь цитадели перед её штурмом, различные сообщения, указания и приказы, списки, кроме того, трактаты и карты, планы. По всему этому разношерстному полотну бегали мимолетно очищенные разумом светлые глаза, собирая сведения.
Днями и ночами, Стратоник изучал все то, до чего мог дотянуться. В общение с прислугой он не вступал, но было ясно, что он пытается освоиться, собрав как можно больше знаний.
— К чему это все? — сквозь тающий сон донеслись слова Табии.
— Без науки я схожу с ума, — не отрываясь бросил человек.
— Какая наука в горах этих записей?
— Мне важно знать, как мыслят люди. Я могу понять их по этим записям.
— И что же… ты понял о них?
— Скажи лучше, к чему тебе об этом спрашивать? — Стратоник повернул лицо, одним глазом оглянувшись.
— Ты думаешь, что сможешь сбежать отсюда?
Табия просыпалась. Она встала и стала одевать столу без каких-либо стеснений.
— Я нахожусь в своем городе и всегда должен делать что-либо для его сохранения и защиты...
— Как скучно.
— Прикосновения к этой теме портят твоё чарующее обаяние.
Она улыбнулась и, опустив голову, приглушенно ответила:
— Спасибо.
— Все это не важно. Мне было хорошо.
Стратоник поднялся и одел плащ, чтобы затем выйти из комнаты, оставляя Табию наедине с её нарастающим чувством открывающейся под ней бездны.
Вдруг она вспомнила переливчатую заманивающую мелодию, которую слушала, когда грезила о пути на север, о шатре генерала и безмятежных садах, и ей стало так смешно.
_____
В самом верхнем зале сидел Люций, затылком прислонившись к краю окна.
Демон смотрел в западную сторону и медленно погружался в свои собственные мысли, пока не начал следить за ними. Глаза видели лишь переливающийся молочно-пепельный туман, в котором извивались волнами переливчатые серые черви и белёсые пруды. Где-то в этом болоте движений белели растянутые окна, за ними свет уже имел слишком большое значение. Мысли текли, и вот он уже видел эти мысли, как они змеями ползут в темноту, сбрасывая кожу, меняя цвета от желтого к красному, затем к фиолетовому, синему, зелёному, затем сворачиваются в кольца и клубки, из которых лезут новые. И вот он стал их пресекать. Душить, резать на корню.
И не стало мыслей.
Но дальше не дано было пройти.
И явился один красный глаз, горящий бордовым лучом света.
В страхе Люций отринул видение…
"Пока ты боишься, ты не сможешь пойти на спасительный свет твоего божества, которое освободит тебя."
Темнота вновь сгустилась, глаза закрылись от неё.
"Знаю…"
Спустя какое-то время в залу ворвался один из прислужников в облике юноши в тунике, завязанной на одно плечо.
— Мой лорд! — лик его был картиной тревоги, в которой Люций увидел все детали изменения хода сражения.
— Да? — тревога эта передалась мрачной молнией по лицу демона.
— Войска людей перешли в наступление!
Глава III. Камнепад в руинах
_____
Шум.
Сизое утро.
Прерывистый скрип смертоносных механизмов наполнял воздух напряжением.
Спины прилегали к поверхностям.
Там за кирпичами была только серая пустыня. Груды переломанных камней, как горы высились, среди которых вздымались из моря руин мысы одиноких стен.
Работа осадных машин истребляла архитектуру, превращая город в серую пустошь, цветущую осколками культуры.
Стояло плотным сгущающимся массивом затишье.
В этом затишье медленно толпились воины.
Заряжались арбалеты, готовились болты и стрелы; крепились латы, завязывалась шнуровка, одевались шлемы, натачивались клинки и лезвия, подбирались щиты; строились построения, распределялись по позициям.