– Он уже уехал. И не вернется.
Я чуть не засмеялась. Она и правда думает, что я поверю, что они, как она сказала, не занимались сексом? Я прекрасно знала Джоан. Мужчины, с которыми она не занимается сексом, ее не интересуют.
Голливуд – это моя рана. Мы никогда не обсуждали тот год, когда ее не было. Она бросила меня. Она так и не извинилась, так и не объяснила, почему не посвятила меня в свои планы. А теперь появились
– Зачем тогда ты говоришь мне об этом?
Это зацепило ее.
– В смысле? – Она теребила бриллиантовый браслет на своем худом запястье.
– В смысле: зачем ты пришла и говоришь мне о нем, если не собираешься произносить настоящую причину своего визита?
Джоан изучала меня, будто забыв, а затем вспомнив, кто я такая. «
На миг мне показалось, что она вот-вот признается. На миг мне показалось, что она расскажет мне все. Но затем она улыбнулась, и вернулась старая Джоан. Она наклонилась и поцеловала меня в щеку.
Из-за угла появился Томми.
– Иди к Марии, – сказала я, а затем прочистила горло – эта стычка с Джоан вывела меня из равновесия, – или можешь поздороваться с мисс Джоан. Хочешь поздороваться с мисс Джоан?
Томми исчез из поля зрения, только его маленькая ручка задержалась в дверном проеме.
– Я не знаю, где Мария, – пробормотала я себе под нос.
Сегодня Джоан была не в настроении нянчиться с детьми. Мои вопросы и так выбили ее из колеи, поэтому мне не хотелось раздражать ее еще больше.
– Все хорошо, Се, – мягко сказала Джоан.
Она поднялась.
– Иди-ка поздоровайся с мисс Джоан, – сказала она и подошла к кухонной двери, присела и накрыла руку Томми своей.
У нее были потертые подметки. Ее волосы, заколотые невидимками, явно несколько дней не видели шампуня.
– Иди поздоровайся с мисс Джоан, – повторила она.
Рука Томми пропала.
– Он не подойдет, – сказала я. – Он сегодня стесняется.
Джоан проигнорировала мои слова.
– Томми, – позвала она. – Пожалуйста. – Ее голос звучал жалобно.
Мне захотелось заплакать, хотя я не поняла почему.
Томми обернулся и легонько улыбнулся. Он играл в игру с Джоан. Джоан победила.
– О, – сказала Джоан и прижала Томми к себе, – ты любишь мисс Джоан, не так ли?
Томми приложил щечку к плечу Джоан. Рукой он играл с ее сережкой.
Я была рада, что сегодня Джоан нашла того, кто ее порадует.
Глава 11
Моя мама начала лишаться рассудка после папиного визита. Конечно, бывали моменты просветления – когда она просила воды, еще одно одеяло или называла меня по имени, – а все остальное время я точно знала, что она меня не узнает. Иди предупреждала меня:
– Разум покидает тело первым, Сесилья.
Спустя несколько дней после папиного визита ко мне, как обычно, после школы пришла Джоан. Непосредственная близость к смерти – мама была наверху, а мы сидели в кухне, пили «Доктор Пеппер» и ели колбаски, наше любимое лакомство, прямо из банки – не пугала ее.
– Мама говорит, на прошлой неделе приходил твой папа. Ты мне не рассказывала. – Ее тон не был обвиняющим.
Она взяла последнюю колбаску. Прожевала, проглотила. Она казалась такой сильной, живой и настоящей. Мама не могла сделать и глоток воды, не кашляя.
Я покачала головой:
– Тоже мне событие. Думаю, он больше не придет. – Я на секунду задумалась, откуда Мэри может об этом знать, но Мэри знала все. – Папа не хочет, чтобы я с ним жила, – внезапно сказала я. Джоан стояла у открытого холодильника. Она всегда была голодная после школы. – Он сказал лишь что-то о том, чтобы я осталась здесь, с Иди.
Она обернулась с банкой соленых огурцов в одной руке и буханкой хлеба в другой. Джоан никогда не стеснялась. Она всегда брала от жизни все. И ничего ее не удивляло. Но только что я ее удивила. Она не могла представить себе мир, где отец отказался бы от собственной дочери.
Выражение ее лица вывело меня из себя. Я сделала глубокий вдох и попыталась напомнить себе о том, что Джоан – маленькая разбалованная девочка с большими запросами.
– А ты как думала? – спросила я, не в силах скрыть злость. – Ты ведь прекрасно все понимаешь. Ты ведь знаешь об его отношении ко мне.
– Прости, Сесе. – Ее голос был тихим. – Ты будешь жить с нами, в Эвергрине.
Я закрыла глаза и услышала, как Джоан поставила банку на стол. Она подошла сзади и обняла меня. А я ревела.
Той ночью я проснулась от стонов мамы. Я спала на ее кушетке под толстым шерстяным одеялом, которое было в ее комнате столько, сколько я себя помню. Она всегда говорила мне, что оно из Шотландии, и не разрешала трогать.
А теперь это жесткое, несмотря на всю его мягкость, одеяло согревало меня ночью. Я ассоциировала его со сном, когда я могла завернуться в него и пуститься в мир, где маме не нужна моя помощь.