После бури

– Нет.

– Открой глаза.

Георгий Сергеевич исполнил просьбу дочери, но сейчас же опять закрыл их.

– Звонят! – сказала Рига.

Кухарка была отпущена в гости, и нянька, положив ножницы, отправилась в прихожую открывать. Через минуту инженер услышал, как она прошла в его кабинет, где топился камин.

“Кто же приходил?” – подумал он.

– Папа, на улице мороз? – взглянув на опущенную штору, сказал Сережа.

– Да. Крепкий мороз.

– А ты его видел? – неожиданно спросила Рита.

Георгий Сергеевич открыл глаза и с удивлением посмотрел на дочь.

– Кого видел, Ритуша?

– А деда Мороза?

– Ах, деда Мороза! Нет. К сожалению, не видел.

– Папа, расскажи что-нибудь! – попросил Сережа.

– Про колобок! – сейчас же подхватила девочка.

– Да ну тебя с колобком! Ты уж не маленькая. Нет, папа, ты лучше расскажи про настоящую жизнь, – предложил Сережа.

Эта необычная просьба сына удивила Георгия Сергеевича. Он внимательно посмотрел на сосредоточенное лицо мальчика и снова закрыл глаза.

““Рассказывать про жизнь”. Откуда у него такой странный вопрос?” – думал он.

Рита оставила бороду и, в ожидании рассказа, завозилась на коленях, устраиваясь поудобнее.

– Ну, папа, не спи! – сказала она, гладя теплыми ручками по щекам.

– Я не сплю, Ритуся. Я думаю, о чем бы вам рассказать…

– Рита, не мешай, и сиди, как мышь в крупе, – строго сказал Сережа.

Девочка с минуту молчала, обдумывая приказание брата, и нерешительно возразила:

– Я не умею, как мышь… Я лучше, как ты.

Что же он может рассказать сыну интересного о жизни? – думал Георгий Сергеевич. Особенно сейчас, после бури первой революции, когда сместились все понятия, когда лучшие надежды рухнули и когда сам он растерялся и никак не может разобраться в этой жизни.

Рассказывать не пришлось. До слуха его донесся второй звонок. В прихожую ушла нянька и скоро, открыв дверь в столовую, сообщила:

– Барин, к вам пришли.

Георгий Сергеевич посадил Риту на стул и поднялся.

– Работайте, детки…

…Иван Иванович Орлов приехал на работу в Кизел осенью. Невысокого роста, широкоплечий, с бритым лицом, на котором всегда играла ироническая улыбка, он произвел приятное впечатление в среде местной интеллигенции, но оказался нелюдим и избегал широкого знакомства. Никто о нем ничего не мог сказать ни плохого, ни хорошего.

Георгий Сергеевич был крайне удивлен, когда увидел этого нелюдима потирающим руки около камина.

– Кого я вижу! Иван Иванович! – радостно воскликнул Камышин. – Вот уж не ожидал! Очень рад, очень рад! Попутным ветром занесло вас.

– Завернул на огонек, Георгий Сергеевич. С визитом… – сказал Орлов, пожимая руку инженера. – А супруги нет?

– Она осталась в конторе, а я вот сбежал… Не выдержал. Прошу к столу, Иван Иванович! С мороза так приятно…

Около окна был накрыт маленький столик. На нем стояли три бутылки с вином, графин с водкой и различная закуска. Георгий Сергеевич налил водки в граненые рюмочки и протянул одну из них гостю.

– Прошу! Но не ставить! – предупредил он.

– Зачем же ставить? С праздничком, Георгий Сергеевич! Я хотя и никудышный христианин, но праздники люблю…

Они чокнулись и выпили. Разглядывая закуску, Иван Иванович как бы мимоходом сказал:

– Георгий Сергеевич, там у крыльца мальчики ждут… – славельщики. Жалуются, что ваша прислуга не пускает их, а вы приглашали…

– Да, да, – спохватился Камышин. – Няня! Няня!.. Няня, почему вы не пустили детей? – крикнул он.

Нянька вошла в кабинет с дровами и, положив их перед камином, проворчала:

– Да какие же это дети, барин! Шантрапа. Наследят, нагрязнят…

– Я их пригласил, надо пустить! Ноги они вытрут… И вообще ничего страшного нет. Сейчас же пустите! – приказал Камышин.

– Барыня станут сердиться…

– Няня, делайте, что я вам сказал.

Нянька покосилась на гостя и, неодобрительно покачав головой, вышла в переднюю.

Иван Иванович понял, что Камышин в доме не глава и если нянька послушалась его, то только потому, что не хотела “конфузить” своего барина перед гостем.

– Почему же вы сбежали из конторы, Георгий Сергеевич?

Камышин провел рукой по волосам, жест, который он часто делал, и, глядя в потолок, решительно ответил:

– Признаюсь вам, Иван Иванович… Это веселье мне не по душе… Сейчас, когда еще в России льется кровь… Когда народ расплачивается за свои ошибки… Мне не до веселья. – Камышин как-то боком взглянул на гостя и, увидев невозмутимое выражение на его лице, продолжал: – А потом есть еще одна причина… Я не хочу встречаться с одним человеком… Удивительно неприятная личность!

– Кто же это такой? – подняв брови, спросил гость.

– Кутырин… Пристав. Руки у него обагрены кровью… И вообще карьерист! Жестокий, холодный. Не люблю его.

– Не любите и боитесь, – с усмешкой проговорил Орлов.

– Боюсь? Почему боюсь? – удивился Камышин.

– Слышал я о ваших подвигах, Георгий Сергеевич. Говорят, во время восстания вы не сидели сложа руки…

– Какая чепуха! – возмутился Камышин и сильно покраснел. – Не верьте сплетням. Сейчас всех подозревают.

– Я не верю, – усмехнулся Иван Иванович. – А насчет Кутырина вы напрасно… Человек он энергичный, умный, дело свое знает.