После бури

Напуганный восстанием, околоточный постоянно дрожал за свой дом, корову, за нажитое добро, за собственную жизнь. И он понимал, что дом его загорится по “неизвестной” причине или в темном переулке вдруг кто-то ударит его по затылку, да не поленом, как сегодня, а топором. Теперь он стал “царской собакой”, а с царем у рабочих особые счеты. “Кровавое воскресенье” они ему никогда не простят.

“Приставу что! – думал Кандыба. – Сегодня он здесь, а завтра уехал. А вот каково тут мне жить?”

– Кандыба, пусти-и… – снова плаксиво попросила Маруся.

– Да как я тебя могу пустить, когда велено не пускать? Я же человек маленький. Мне что прикажут, то я и должон сполнять.

– Пусти, Кандыба-а!.. – протянула девочка.

– Тьфу ты, неладная! Вот и толкуй с ней! Зарядила одно: пусти да пусти! Просись у пристава. Вот он уже скоро придет.

С минуту Кандыба ждал и, видя, что девочка молчит, заговорил ворчливо-дружелюбным тоном.

– Зачем ты с угланами водишься? Ты девочка. Матери должна помогать, а ты что делаешь? Безобразишь! Матери-то тяжело сейчас…

Маруся не слушала околоточного. Грустно опустив голову, она сидела на скамейке и теребила конец платка. Кандыбу она не боялась, а, слыша о нем разговоры взрослых, просто презирала. Чтобы как-нибудь выбраться из участка, она испробовала всевозможные средства: плакала, просила, но ничего не помогло. И теперь, отчаявшись, она, чисто по-женски, вдруг перешла в наступление.

– А ты убивец! – неожиданно сказала девочка, зло блеснув глазами.

– Что-о?

– Ты брата убил!

В первый момент околоточный растерялся и не знал, как поступить. Появилось желание отодрать девчонку за уши, но он удержался.

– Да разве я его убил? Его каратели убили.

– Нет, ты-ы… – упрямо протянула она.

Кандыба как можно страшнее вытаращил глаза и, постучав пальцем по столу, гаркнул:

– Замолчать!

Но девочка не испугалась. Каким-то детским чутьем она угадывала, что Кандыба ей ничего сделать не может. Вместо страха на лице ее появилось вызывающее выражение.

– А ты царская собака. В полиции служишь.

Кандыба ударил кулаком по столу и крикнул:

– Молчать, говорю!

Маруся почувствовала, что попала в самое больное место, и не унималась.

– Тебя все равно в шурф спустят… Вниз головой… Вот погоди ужо. Тятька вернется…

– У-у-у… змееныш! – только и нашелся что сказать околоточный. – Вернется он, дожидай!

То, о чем так часто думал Кандыба и чего боялся больше всего, девочка высказала вслух. Ясно, что она повторяла чужие слова, слова взрослых. Значит, о нем говорили и что-то ему готовилось. “В шурф… головой вниз”, – вспомнил он, и сразу стало жарко. Шурфом называют глубокие колодцы, которые роют геологи-разведчики, разыскивая каменный уголь, руду и другие полезные ископаемые. В окрестностях много таких шурфов. Края их заросли молодой порослью, и для того, чтобы туда не провалился скот или люди, они загорожены жердями. В шурфы бросали убитых во время восстания рабочих, и ходили слухи, что среди убитых были и раненые. Живущие поблизости слышали глухие стоны из-под земли.

Маруся видела, что Кандыбе не по себе, и с поджатыми губами, зло смотрела на него. И было в этом взгляде что-то такое, что напоминало околоточному жену, когда та сердилась.

– Глупая ты, глупая! Да разве можно такие слова говорить! Подумала бы ты, что мелешь-то. Да за такие слова, знаешь, что тебе будет? На каторгу сошлют.

– А вот и не сошлют. Я маленькая.

– Маленькая! Там не посмотрят, что ты маленькая. “В шурф, вниз головой”. Ай-ай-ай! Болтаешь языком. От кого ты это наслушалась? Про шурф-то?

– Ни от кого! – опустив глаза, сказала Маруся. Она почувствовала, что наговорила лишнее, и если Кандыба пожалуется приставу, то ей попадет. Да и не только ей. Она маленькая и за нее должна отвечать мать.

– Я зна-аю! – протянул Кандыба. – Я все знаю. Денисов это говорил.

– А вот и нет.

– А кто же?

– Все говорят.

– Врешь, змееныш!..

В это время в сенях раздался топот многих ног и голос пристава:

– Подождите здесь!

Кутырин вошел один и, потирая руки, взглянул на сидевшую возле печки девочку.

– Так-с! Согрелась, красавица! Кандыба, отведи-ка ее ко мне в кабинет. И побудь с ней. Когда будет нужно, я позову.

– Дяденька, пусти!.. – сложив руки на груди, жалобно протянула Маруся. – Меня мамка ждет.

– Скоро отпущу. Иди туда!

– Иди, змееныш! – проворчал Кандыба и легкими толчками в спину увел ее в кабинет пристава.

В кабинете по-прежнему горела лампа и было тепло. Первое, что увидела Маруся, --это лежащую на столе плеть. Глаза ее широко открылись. Про эту плеть она слышала много раз.

– Что? Гостинец увидела? – злорадно сказал околоточный, заметив, какое впечатление произвела плеть на Марусю.

– Ничего, ничего… – продолжал он. – Придет срок, дождешься и ты… Тогда узнаешь, как меня головой в шурф! Садись и не дыши… Змееныш!

Между тем пристав закрыл плотно дверь в кабинет и открыл входную.

– Ну-ка, пожалуйте сюда.