После долго и счастливо

У этого нет неоспоримых доказательств, но существует теория, что животные чувствуют вибрации земли ещё до начала землетрясения, что при изменении давления и приближении сильных штормов они чувствуют это в воздухе, поэтому ищут укрытие и поднимаются на более высокие места. Я подумала, что это невероятно — мудрость животных, предвидящая катастрофу задолго до того, как тупенькие людишки догадаются, что их мир вот-вот встанет с ног на уши.

Но сегодня, прямо сейчас, я чувствую себя как одно из этих животных — мои органы чувств сделались чуткими, восприятие обострилось. Может, это потому что я на идеальном уровне лёгкого опьянения, когда слова ещё не путаются, а тело не стало ленивым. Я спокойна, но вместе с тем бдительна, расслаблена, но сосредоточена. И что-то в воздухе изменяется, пока я потягиваю свой напиток и наблюдаю за приготовлениями музыкантов.

— Воу, — говорит Зигги, опуская свою читалку. — Я не сообразила, что тут живая музыка. Это намного лучше, чем заранее записанные версии, — мгновение спустя она бормочет: — А барабанщик вроде как горяч.

Фрэнки поигрывает бровями.

— Нравятся плохие мальчики, да?

Зигги ярко краснеет.

— Думаю, мне нравятся татуировки.

— Ты же женщина, — мудро комментирует Уилла. — Естественно, тебе нравятся татуировки. Это заложено в нашем ДНК.

— А? — Зигги морщит нос. — Как?

— Я имею в виду… — Уилла потягивает майтай. — Не буквально. Я искажаю правду, потому что Руни здесь нет, чтобы она донимала меня научной точностью, но… — она с умоляющим взглядом поворачивается к Фрэнки.

— Она имеет в виду, — говорит Фрэнки, — что ты не первая женщина, которая смотрит на такого парня и испытывает влечение. Парни с татушками источают определённую ауру опасности и интенсивности. И животной части нашего мозга это нравится. Хотя я скажу, что не надо судить книгу по обложке. Часто типы с самой грубой внешностью втайне имеют большое доброе сердце, — она улыбается и играет трубочкой от коктейля. — А прилежных хороших мальчиков надо остерегаться.

Я прикусываю губу, чтобы сдержать пылкое согласие. Я не хочу травмировать Зигги. Но я остро помню наш первый с Эйденом секс, и какой шок я испытала, когда этот неизменно вежливый, безупречно одетый задрот с докторской степенью перевернул меня на матрасе, закинул мою ногу на своё плечо и нашёптывал мне самые грязные фразочки, что я когда-либо слышала от любовника.

На тот момент это был самый сильный оргазм в моей жизни. И после этого пути назад не было.

Зигги щурится.

— Это… мы говорим о…

Коварная улыбка Фрэнки делается ещё шире.

— О мой бог, — Зигги сильнее сползает по сиденью и поднимает читалку. — Меня стошнит.

— Сурово, Фрэнки, — говорит Уилла.

— Что? Я была деликатной. Это ты сказала, что у её брата большой шланг!

Зигги встаёт и кладёт свою читалку на стол.

— Я пойду в туалет, умою лицо, которое горит из-за того, что вы двое каким-то образом фильтруете свою речь ещё хуже, чем я. А когда я вернусь, больше никаких отсылок к анатомии моих братьев, хватит.

— П-прости, Зигги, — говорит Уилла, стараясь сдержать смех.

Фрэнки отдаёт честь.

— Слушаюсь, капитан.

Я перестаю обращать внимание на разговор Уиллы и Фрэнки, поскольку мой взгляд бродит по ресторану под открытым небом. Ночь делает мир волшебным, со светящимися огнями и медными факелами тики. Воздух кажется более тёплым, сладким, полным жара и ночных цветов, и когда басист для пробы задевает струну, дрожь волнения пробегает по моей спине.

Звук получается громким, и резонанс резко раздаётся через динамики, после чего обрывается. Басист поднимает взгляд и виновато улыбается, когда люди дёргаются от неожиданности.

— Извините за это, ребят.

Он обводит взглядом пространство, а сам опускает бас-гитару и следом проверяет укулеле, а затем его глаза останавливаются на мне. Очередная вспышка осознанности проносится по моему телу. Эхо чего-то, что я не чувствовала месяцами — чистый, животный интерес.

«Привет», — произносит он одними губами.

Я вежливо улыбаюсь в ответ, не размыкая губ, затем отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на своём поке.

— Кому хватит храбрости подняться и проверить нам баланс между музыкой и голосом? — спрашивает он в микрофон.

Уилла толкает меня коленом.

— Он смотрит на тебя. Давай. Иди.

Я потягиваю майтай.

— Нет.

— Почему нет? — спрашивает Фрэнки.

— Этот парень смотрит на меня так, будто я — ужин. Мне не хочется становиться главным блюдом.

— Ой, да он безобидный, — говорит Уилла. — Ты сама сказала, что давно не пела в караоке. Пение делает тебя счастливой, Фрейя. Так что получай удовольствие, игнорируй флирт и открывай сцену!

Басист задевает струну, и та издает томный звук.

— Никто? — спрашивает он. — Даже хорошенькая блондинка в кроваво-красном сарафане?

К моим щекам приливает жар. Я накрываю лоб ладонью как козырьком, прячась.

— Я же говорила, что это платье — плохая идея.

Уилла поигрывает бровями.

— А я говорила, что это платье — лучшая идея. Красный смотрится на тебе прямо-таки греховно.

— Это всё декольте. Сисечки, — Фрэнки изображает поцелуй шеф-повара. — Великолепно!