— М…Мурмин? — бедняжка стояла, опираясь на дверь одной рукой. Красные, мокрые глаза с удивлением смотрели на нидринга.
А всё лицо залито слезами.
— К… — он икнул, страшно смутившись. Твою мать! Икать! Перед этим совершенным существом! Дурак, дурак, дурак! — Каэрта…
— Чего тебе надо, Мурмин? — в её голосе не было ничего, кроме усталости и просьбы уходить. Губы и подбородок лекарши подрагивали, и лицо в жёлтом свете фонаря блестело от слёз. Она быстро утёрла их.
— Я… — а зачем он пришёл сюда? Он ведь даже не хотел заходить к ней. Он шёл куда- то! Куда?
«Да никуда…»
— Если ты думаешь, — она всхлипнула и опустила голову. — Если ты думаешь, что его смерть что- то изменит, то ты ошибаешься! Эвет, иди поиграй, пока я тут поговорю с … Гостем.
— А кто это, госпожа Каэрта? — поинтересовался мальчишка, без интереса рассматривая нидринга. Откуда он здесь, этот мальчишка?..
Каэрта всхлипнула и попыталась стереть слёзы.
— Друг твоего отца, — с презрением выплюнула она.
Мурмин почувствовал, как его сердце проваливается куда- то, а вместе с ним — и его мозг.
— Э- э… — только и смог проговорил он, обдав Каэрту винными парами. Он хотел что- то сказать ей! Нужные слова почти всплывали, но затем вновь уходили на дно. — Я… Э- э… Сын, да? — нелепо спросил он, чувствуя, что краснеет.
— Да, сын, — он всхлипнула и посмотрела на мальчишку. — Беги, Эвет, всё в порядке.
Эвет, пожав плечами с немым недоумением, поспешил вглубь дома. А Каэрта тут же перевела взгляд на Мурмина.
Злой, обиженный, ненавидящий взгляд.
— Чего тебе здесь надо, Мурмин? — шмыгнула она носом.
— Я не знаю… — тихо проговорил нидринг в бороду, чувствуя, как от бессилия хочется расплакаться. — Ты… Часто плачешь? Скучаешь по нему?
Лекарша замерла на миг, а затем, жалобно хныкнув, попыталась придать лицу презрительно- равнодушный вид:
— Это не твоё дело!
Ему стало обидно. Горечь обжигала нутро похлеще всякой водки, но оставляла тянущую боль в груди. Нидринг возмущённо задохнулся, прислонившись плечом к двери.
Одной его части хотелось задушить её прямо здесь. За то, как она вела себя с ним. За ту власть, которую она над ним имела. За то, что отнимала у него друга в те дни, когда он нуждался в нём.
А другой его части хотелось поцеловать её. Обнять. Прижать и не отпускать.
— Я… Я пришёл помочь! — выпалил он, чувствуя, как уши краснеют.
Глаза лекарши округлились.
— Помочь?! — прошипела она, и её губы задрожали. — Помочь?! Надо было помочь ему там, в таверне, безмозглый пьяница! Никто ему не помог! Никто! Он… — она вновь зашлась рыданиями, и кто- то из прохожих смерил её подозрительным взглядом. — Он сломался, а никого не было рядом! Он не говорил мне, но ты! Тебе он всё говорил! Всё! Всегда! Как ты не видел?!
— Я… — попытался заговорить он, но она продолжила:
— Играл в свои детские обиды, да?! А в итоге я узнаю от какой- то девушки, что у него на самом деле было на душе!
Мурмин потупился. Чтобы не заплакать, ему пришлось закусить губу.
Пока Каэрта приглушённо плакала, он смаковал боль и вкус собственной крови во рту.
Это меньшее, что он заслужил. Это даже не плата. Это ничто. Он обязан… Обязан…
Крепкая, жилистая и покрытая мускулами рука осторожно протянулась, пытаясь обнять Каэрту. Утешить. Успокоить. Дать ей…
— Убери свои грязные руки! — взвизгнула она, отходя на шаг. За что, милая, за что?.. — Я всегда знала, что у тебя одно на уме! Думаешь, когда Баэльта не стало… — подавив новые рыдания, она продолжила. — Думаешь, теперь я просто отдамся тебе, а?! Думаешь, меня некому защищать?!
— Что? — растерянно пробурчал Мурмин. К чему это она? — Нет, не…
— Я могу себя защитить!
Только тут Мурмин заметил, что в её руке покачивался нож. Большой кухонный нож, которым принято разделывать мясо. Он казался огромным и чужеродным в миниатюрных ручках лекарши.
— Тебе он не нужен, — прошептал Мурмин, осторожно вытягивая ладонь перед собой. Вытягивая с мольбой. Как попрошайка, умирающий с голоду. — Прошу, отдай нож…
— С какой это стати?! — она нашла в себе силы фыркнуть.
— Я защищу вас… С Эветом… Это мой долг! — глупо вскрикнул он и тут же поперхнулся отрыжкой.
Каэрта презрительно сморщилась.
— Защити для начала самого себя от себя же, — она отступила назад, а в следующий миг дверь лавки громогласно захлопнулась.
Сержант городской стражи Веспрема Мурмин Хорстон уставился на дверь так, будто бы она была ответом на все вопросы его жизни. Почему, за что?..
А затем тихо, тихо- тихо всхлипнул.
Слёзы лились по грязным щекам, падали в бороду. Грудь болела так, будто бы её нашпиговали иглами, горло судорожно сжималась.
А в разуме вновь и вновь всплывало одно и то же слово.
— За что? — прохныкал нидринг, опуская голову. — За что- о?
Когда он задрал голову к небу, на его лицо упали первые капли дождя.
— За что… — прошептал он, чувствуя, как дождь и слёзы смешиваются.
За что она так жестока к нему? За что Мрачноглаз был так жесток к нему? За что боги так жестоки к нему?
За что?
Он ведь всего лишь любит её…
Мурмин, похныкивая, отлепился от стены и побрёл под усиливающимся ливнем.
«Куда- нибудь. Просто куда- нибудь…»