После Ельцина. "Веймарская" Россия

В ретроспективе мы видим, что по-другому быть и не могло. Вековая имперская и милитаристская традиция заведомо сильнее нонорожденной демократии, интеллектуально незрелой и политически неопытной. Если даже удавалось демократии пережить первый, второй или третий свой кризис, пятый или десятый добивал ее наверняка. И чем глубже, чем укорененной была в стране эта “государственная идея”, тем более подавляющим оказывалось ее превосходство и больше шансов получала она восторжествовать над юной и неискушенной свободой. А вдобавок цепь предшествующих событий повсюду приводила к катастрофическому ослаблению авторитета власти, экономическому упадку, росту коррупции и преступности, которые, как и сегодня в России, тотчас становились мощным пропагандистским орудием в руках реваншистской имперкой оппозиции.

А как же мирная демократическая самотрансформация Испании, шли или Южной Кореи? Но в нашем, веймарском случае эти параллели не работают. Ни одна из этих стран не сопоставима с Россией, как, впрочем, и с Японией или Германией. Их культура не была пронизана вековыми имперскими амбициями. В них не было— и не могло возникнуть - мощной реваншистской оппозиции, способной поднять народ против демократии, апеллируя к его имперскому величию, к стремлению первенствовать среди народов мира - будь то в рамках “нового порядка”, как в Германии, или “сферы совместного процветания”, как в Японии, или даже “мировой революции”, как в России.

11

3 После второй мировой войны, когда Япония и Германия повторяли попытку прорыва к демократии, мировое сообщество повело себя совсем не так, как в первой половине столетия, когда-юные демократии были оставлены один на один с силами имперского реванша.

Наученное горьким опытом, оно больше не верило в возможность демократической самотрансформации побежденных имперских гигантов. Оно не рассматривало демократизацию своих бывших врагов как проблему гуманитарной и финансовой поддержки. И вообще, не о помощи шла теперь речь, но о гарантиях, что никогда больше от Японии или Германии не будет исходить угроза национальной безопасности союзных стран.

Интеллектуальный и политический опыт демократического сообщества компенсировал немощность молодых, в сложнейших условиях рождавшихся демократий. Во всех случаях, когда требовалось провести глубокие реформы, конституционные или структурные, союзники не только подталкивали к ним, поощряя слабые послевоенные правительства в Токио или в Бонне - они полностью разделяли с ними ответственность за эти реформы. Они непосредственно участвовали в их реализации, мобилизуя для этого свои ресурсы - интеллектуальные, политические, моральные, не говоря уже о материальных. Одним словом, на смену довоенной веймарской политике пришла политика соучастия.

И это решило дело. Реваншистская оппозиция была оттеснена на обочину политической жизни, маргинализована и тем самым лишена возможности повернуть историю вспять. В этом и состояла, собственно, разница между двумя политиками: в нейтрализации реваншистской угрозы. Одна сосредоточилась на экономической задаче, другая поставила во главу угла задачу политическую. Одна была обречена на провал, другая победила.

4

Не раз пытался я дать читателю - и в России, и в Америке — представление о том, какой может стать пост-ельцинская Россия, если он, читатель, не поможет остановить силы имперского реванша.

Формула, управляющая сегодня умами западных политиков, проста: поможем сделать Россию рыночной и демократической. Россия не рыночная была заклятым врагом Запада. Рыночная

- станет партнером.

Эта простота очень привлекательна, но и очень коварна. Капитализм - не синоним демократии. И тем не менее, чем все озабочены на уровне практическом? Маркетизацией России, кредитами, рассрочкой долгов, приватизацией. Короче - рынком. Работать в Москву посылаем экономических советников, счетоводов и бизнесменов, а не политиков и интеллектуалов. План помощи строительству свободного рынка в России у нас есть. Плана строи

12

тельства в ней демократии - нету. Демократия, мы полагаем, вырастет сама собой - как естественная надстройка, над рыночным хозяйством.

А если не вырастет? А если на рыночном фундаменте воздвигнется уродливое и зловещее здание российского реваншизма, авторитарного, воинствующе антизападного и антидемократического? Как вам понравится такая перспектива?

Конфликт между приоритетом строительства свободного рынка в России и приоритетом ее демократизации - уже реальность. Он уже расколол страну, уже привел к серии жестоких кризисов. В самом сердце России пролилась кровь.