Я делаю то, что мы часто делали вместе: иду к его дому нашей обычной дорогой, мимо одних и тех же витрин. Вот только некому взять меня за руку, и в квартиру я тоже вхожу одна. И там меня не ждет ничего, кроме воспоминаний.
Бренда и Карл звонят по очереди и довольно часто. Задают кучу вопросов, ответы на которые известны заранее. Нравится ли мне моя новая квартира? Все ли в порядке на работе? Случилось ли за это время что-нибудь забавное, о чем мне хотелось бы рассказать? Когда Бренда спрашивает, не слишком ли мне одиноко, я вру – говорю, что у меня все хорошо. На самом же деле в первые дни мне вообще не удавалось заснуть на кровати Алекса. И приходилось перебираться на диван. Теперь я сплю на кровати, но все равно часто просыпаюсь среди ночи и расстраиваюсь, не находя его, большого и теплого, рядом с собой…
Мы с Брендой подолгу болтаем. Она рассказывает, как переживала траур по мужу, который умер от сердечного приступа. Это тоже случилось внезапно – так, что она даже опомниться не успела. По мнению Бренды, к одиночеству просто нужно привыкнуть, оно – как домашнее животное, поддающееся дрессировке, но занятие это требует времени и терпения. Я соглашаюсь, но не могу сказать, что мне удалось выдрессировать свое одиночество, которое я ощутила после смерти мамы. Я просто поставила крест на прошлой жизни и начала все сначала. Может, следовало бы поступить так же и когда ушел Алекс? Может, чем сидеть в четырех стенах, которые когда-то принадлежали ему, мне нужно было уехать куда глаза глядят? Не знаю.
Помимо разговоров по телефону, я получаю от Бренды открытки и письма. Она описывает мне свой городок, море, запахи – все, что происходит вокруг нее. Я, со своей стороны, рассказываю о нас с Алексом: как мы познакомились, как прошло первое свидание (он до рассвета катал меня на мотоцикле). Раз в неделю я пишу Бренде письмо, в нем – какая-нибудь история из нашего с ним прошлого. В настоящем ничего радостного со мной не происходит, поэтому я делюсь с ней кусочками счастья, которое мы с ее сыном пережили вместе.
Я часто вижусь с Жаном. Он забегает ко мне в кафе, заходит в гости с пиццей или просто звонит узнать, как у меня дела. Благодаря ему я не чувствую себя совсем уж одинокой, хотя, надо признать, в чем-то есть и моя вина: я почти всегда отказываюсь, когда меня куда-нибудь приглашают. У меня все еще нет настроения возвращаться в прежнюю жизнь. Когда я на работе, у меня это получается само собой, но стоит прийти домой – и хочется упасть в теплую ванну и не вылезать из нее часами или лежать перед телевизором, пока не сморит сон. Если же я все-таки соглашаюсь провести вечер вне дома, то только с Жаном. С ним я хотя бы могу быть уверена в том, что мне не придется много говорить. Мы просто будем смотреть телевизор или есть – молча. И это молчание никого не будет смущать.
Однажды вечером Жан предлагает сходить в бар – немного развеяться, посмотреть на людей, потанцевать. Он подтрунивает надо мной, говорит, что, раз пить мне нельзя, я смогу отвезти его, подвыпившего, домой.
Мы выбираем заведение недалеко от моего дома, куда часто наведывались втроем – Жан, Алекс и я. Не дожидаясь, пока нахлынут воспоминания, я выхожу на танцпол. Хорошая песня звучит или плохая – я танцую, закрываю глаза и разрешаю Жану быть моим кавалером. Когда он рядом, я могу не бояться, что кто-нибудь станет ко мне приставать. Могу наконец забыть обо всем, что меня окружает. Музыка оглушает, мешает думать… Но именно это мне сейчас и нужно.
Я с завистью смотрю, как Жан поглощает пиво, а сама довольствуюсь тремя стаканами лимонада. Я обещала Бренде вести себя хорошо. И теперь об этом жалею. В фильмах люди обычно напиваются, когда им грустно. А мне, из-за этой беременности, даже этого нельзя. И раз так, я отвожу душу в танце. Я изобрела новый способ почувствовать себя пьяной.
Когда я везу Жана к нему домой, он смотрит на меня и широко улыбается.
– Думаю, нам надо устраивать такие вылазки почаще. Ты хорошо выглядела на танцполе!
– Мне и было хорошо, – просто отвечаю я.
– И это платье тебе идет! Надевай его почаще, пока можешь.
– Ты хотел сказать, пока я не растолстела, как тюлень, да? Посмотрим, согласишься ли ты повести меня танцевать, когда на меня не будет налезать ничего, кроме занавески для душа!
Повисает продолжительное молчание, и все это время Жан не сводит с меня глаз.
– Ты уже привыкла к мысли о ребенке? – спрашивает он. – Обычно, когда женщина беременна, она только об этом и говорит, а ты… никогда не затрагиваешь эту тему. Такое впечатление, что ты стараешься об этом не думать.