После грозы

Я скучаю по своей малышке и не хочу ее забывать. Поэтому-то я и делаю все от меня зависящее, чтобы траур никогда не закончился…

С некоторых пор я снова читаю газеты – чтобы убить время и заодно убедиться в том, что Мари не выдумывает бог знает что, когда делится со мной новостями.

Вечером мы с Жаном вместе ужинаем в кухне. Он рассказывает, как прошел день. С ним всегда происходит что-то интересное, забавное, и только мне одной рассказать не о чем… Зима и начало весны – мертвый сезон для продавцов мотоциклов, но Жан уже активно готовится к лету. Выбирает, какие модели закупить, чтобы недели через две-три они уже поступили в продажу, показывает мне каталоги. Вот и сегодня вечером я слушаю его молча, пока случайно не бросаю взгляд на окно. И тут я понимаю, что на улице – весна!

– Сколько времени я здесь? – перебиваю я Жана. – В смысле – сколько времени я живу у тебя?

Вопрос его удивил. Жан щурится в раздумье, потом отвечает:

– Думаю, месяца три. Тогда был январь, а сейчас – последняя неделя марта.

Удивляясь, я считаю недели. Надо же! Я каждый день читаю газету, но на дату внимания не обращаю. А времени, оказывается, прошло немало. Унесло ли оно с собой мою тоску? Не могу сказать. Но, как бы то ни было, ощущение пустоты никуда не делось, оно прочно закрепилось у меня в животе.

– Так долго?

Это странно. Меня удивляет не столько смена времен года, которой я не заметила, сколько то, как долго я живу в квартире Жана. Внезапно у меня появляется чувство, словно я погружаюсь в настоящее – как будто моя голова какое-то время парила в облаках, а потом чья-то рука повалила меня на землю и держит…

– Ты делаешь успехи! Бываешь на улице почти каждый день, и Мари сказала, что сегодня ты помогала ей готовить.

Я пожимаю плечами. Что такого особенного я сделала? Наре́зала овощи? Помыла салат? Я смотрю в свою тарелку, вздыхаю.

– Это так.

– Значит, тебе и правда лучше? – спрашивает Жан и улыбается уже с большей уверенностью.

– Да.

Не могу сказать, правда это или нет, но мне самой хочется побыстрее прийти в себя, поэтому я киваю и мысленно цепляюсь за надежду, которую несут в себе эти простые слова. И впервые за то время, что я живу у Жана, я вдруг осознаю́, как много он для меня сделал.

– Скажи, ты, наверное, платишь Мари кучу денег?

– Это не твои заботы.

Удивительно! У меня вдруг появляется множество вопросов, которые до этого меня совершенно не волновали. И я снова перевожу взгляд на Жана.

– А что с моей квартирой?

– Она на прежнем месте, – шутит он. – Хочешь, съездим туда?

– Не надо. Хотя… Не знаю.

– Карл с Брендой… Они навели там порядок, вывезли игрушки и колыбель.

Видно, что Жану неловко мне все это говорить. Но я думаю не о вещах, а о людях, о которых он упомянул. Эти имена я не слышала уже очень давно. То есть их давно никто не произносил вслух – в мыслях же моих они присутствуют постоянно.

Пауза затягивается, и я снова берусь за вилку. И вдруг Жан говорит:

– Шарлотта, они часто звонят и спрашивают…

– Я ничего не хочу об этом знать! – быстро отвечаю я.

– Но ведь прошло столько времени! Может, ты могла бы…

– Я не могу! Еще слишком рано.

Мне больно даже думать о Бренде. Я отодвигаю тарелку и вжимаюсь в спинку стула, стараясь не заплакать.

– Ладно, забудь! Спешить некуда, – успокаивает меня Жан.

Я киваю, но без особой уверенности. Много недель подряд я прожила в своеобразной капсуле, отрезанная от мира, но теперь у меня такое ощущение, будто она лопнула.

Проходит неделя. Я меряю гостиную шагами, когда с работы приходит Жан.

– Как думаешь, мне продать квартиру? – с ходу задаю я вопрос.

Поглядывая на меня с любопытством, Жан кладет рюкзак на пол, снимает куртку и только тогда спрашивает:

– Почему ты хочешь ее продать?

– Не знаю… А разве это – не самое удачное решение? Я хочу сказать… Я все равно не смогу там жить.

– Ты это сегодня решила? – шутливым тоном интересуется Жан и скрещивает руки на груди.

– А зачем она мне? Не хочу, конечно, навязываться, но пока я живу у тебя, – зачем платить за квартиру, да еще и ежемесячные взносы в кондоминиум[9]? Я-то там не бываю! И вообще не уверена, что когда-нибудь смогу жить в этой квартире…

– Нужно об этом подумать.

Мари прощается и уходит. Наконец-то! Как только мы с Жаном остаемся одни, я меняю тему:

– С Мари тоже что-то нужно решить. Подозреваю, что услуги домашней медсестры стоят денег!

– Должен же кто-то за тобой присматривать!

– Но мне уже намного лучше, разве нет? И если продать квартиру, я смогу вернуть тебе все, что ты потратил.

– Шарлотта, что на тебя сегодня нашло?

– Ничего! Сама не знаю… Может, все дело в том, что Мари мне больше не нужна? И я не понимаю, почему ты должен за все платить! Я имею в виду… Я уже три месяца живу у тебя!

– Главное – что тебе стало лучше. Остальное не имеет значения.

Я не отвечаю. Молча иду за Жаном в кухню, где он берет себе бутылку пива. И не решаюсь посмотреть ему в глаза, когда задаю вопрос:

– Скажи, это они дают деньги? Эвансы?

Жан не спеша пьет свое пиво, и за это время я нахожу в себе силы посмотреть на него. Он как-то странно морщится, потом говорит: