После Исхода

Лоан недавно исполнилось девятнадцать. Себя она считала неимоверно взрослой и разбирающейся в нюансах жизни. Отец отказывался привыкать к факту, что лапочка стала взрослой девочкой и проводила в родном дворце всего пару недель летних каникул.

Ну, и нечего беспокоить отческое сердце. Дней через десять — на Деризе. Там, на берегу зеленого моря, студенческая братия во всю отожжет по клубам, предаваясь взрослым удовольствиям, мысли о которых будоражили сердце императорской дочки приятным волнением. И Джим обещал приехать… Лонни перевернулась на живот, сведя бедра сильно-сильно от нахлынувшего приятного чувства.

Раздалась мелодичная трель, словно колокольчик настукивал чудную мелодию. Она все развивалась и развивалась, не повторяясь в тактах.

Отец улетит по делам сразу после завтрака, нужно же уделить старичку дочернего внимания…

Лонни ловко спрыгнула на пол и принялась заплетать в косу пшеничный пышноцвет. Не удержалась, подбежала к кровати, провела пальчиком по управляющему сенсору и посреди комнаты выросло большое голографическое зеркало. Девушка изогнулась перед ним, подставляя то ягодицы, то бедра, придирчиво разглядывала линию, переходящую в упругий животик, потом выгибала шейку как можно дальше назад, чтобы через секунду повернуться грудью — не заметно ли, что они чуть-чуть разнятся размерами. Лонни была хороша и прекрасно это знала. Подростковый период уже совсем закончился и принцесса расцвела, словно красивейший клавский цветок, лучась здоровьем и сексапильностью. А самое главное — в каждом движении, мимике лица, в каждом взгляде чувствовалась дорогая порода. Императорская дочка, как породистая кобылица блистала экстерьером. Интерьер, впрочем, тоже был под стать. Она училась в наиболее престижном университете, который находился не где-нибудь, а на Деризее. Увлекалась музыкой, рисованием. Гоняла на трековых спорткарах и пневмобайках.

Но бОльшую часть ее пытливого ума занимала история.

Тайны древности завораживали пытливый внутренний мир юной особы, она посетила практически все музеи, что можно найти в Ближних Галактиках, месяцами пропадала на раскопках какой-нибудь тьмутараканской виллы на планетке, которая была колонизирована одной из первых.

И изучала древнюю каллиграфию.

За последние четыреста лет, пожалуй, ни один человек не изобразил ни одной буквы иначе, как нажатием на клавишу, сенсор или мысленным посылом. Да и письменная речь изменилась до неузнаваемости. Слова давно уже изображаются пиктограммами, иероглифическими сокращениями и мнемоническими формулами. Технологии передачи изображения достигли совершенства и слово проще передать наглядно, чем складывать из допотопных значков. Нельзя сказать, будто алфавит совсем канул в лету, нет, им пользуются, но очень ситуативно, дополняя картинки и звуки.

Лоан прошлым летом посетила Ватиканскую библиотеку. Там, в самом сердце сосредоточения человеческих знаний, она впервые в жизни увидела громадные стеллажи, уставленные рядами корешков. Лонни брала книги, столь древние, что захватывало дух от количества пронесшихся мимо них лет, сложившихся в века. От каждой страницы веяло неведомой энергией, пальцы покрывались колючками, глаза слезились, а дыхание перехватывало трепетным восторгом. И буквы, буквы, буквы… Разные шрифты, методы нанесения. Целые поля значков, которые обтекали картинки, дробились на абзацы и главы. Они несли в себе какой-то код, невидимый взором… Обычная человеческая речь предстала вдруг визуальной ритмикой, обрела вес и форму.

А вскоре Лонни нашла их…

Целая комната была завалена книгами на древних языках. Они лежали в стопках до самого потолка, многие было даже страшно брать в руки — казалось, прикоснись только — и они рассыплются в тот самый прах времени, который и олицетворяют.

Но наиболее потрясным было другое. Они были написаны от руки! Вы только представьте себе тысячи букв, выведенные рукой человека. Это сколько ж труда! Каждую букву составить из черточек, выстроить в ряды, да еще при этом заботиться о смысле. Невероятно!

Зал, захламленный древней информацией, был круглым. Книжные горы простирались до самого потолка, оставляя лишь узкие радиальные проходы, словно ущелья, идущие к центру. Интересно, как выдернуть интересующую книженцию и не устроить лавину?

Лонни шла по желобу, легко касаясь шероховатых корешков пальчиками и вдыхала пыльный запах знаний, казавшейся сейчас чем-то неземным, непривычным. Сколько же здесь тонн? И чего больше — килограммов или мыслей…

Серебристый паук ловко взобрался по отвесной бумажной круче и принялся ловко разбирать навал, придерживая лапками тяжеленные тома. Он углубился в книжную стену, перекладывая кирпичики. Минута — и он появился в другой точке, груженный несколькими фолиантами в корзине на серебристом пузе. Кажется, порядок присутствует, хоть и своеобразный.

Книгохранитель аккуратно заложил туннель тремя толстенными томами и поскакал прочь, бережно прижимая груз передними манипуляторами.