После Карлоса Кастанеды. Дальнейшие исследования

Стремление к истине (истинности) заслонило саму сущность, сам характер позиции восприятия, где истина невозможна, а потому следует искать пути работы с этой относительностью. Стремление к Абсолюту, который является теологической фикцией и в перцепции невозможен, только заставляет набожных мистиков блуждать по лабиринтам собственного бессознательного. Восточные школы выразили свою самонадеянность в стремлении слиться со всей Реальностью, поскольку в этом случае просто невозможно сохранить центр восприятия. Нет ни малейших сомнений в том, что способности субъекта в результате бесконечно расширяются, но поскольку постулируется тождество субъекта и объекта, то радость на этот счет смахивает на счастье капельки воды, упавшей в Мировой океан, которая теперь может участвовать в устрашающих торнадо и все сметающих на своем пути цунами.

Только даосы, видимо, вовремя осознали невозможность слияния и избрали путь следования Реальности, гармонии с ней, в чем полагали совершенство, бессмертие и свободу.

С каждым шагом развития философии и науки описание мира становилось все более ригидным в своих основополагающих принципах, а мыслительная парадигма – все более плотной и насыщенной стереотипными вопросами и ответами. Идея духовной эволюции, как и весь эволюционистский взгляд на мир, вполне укладывалась в старую научно-философскую парадигму и не вызывала особо острой полемики. Духовная эволюция прекрасно отвечала на ряд окончательных вопросов о цели и окончательной судьбе мира и человека. Никто не желал (и не желает) замечать, что сама парадигма страдает самозамкнутостью, что ее эвристические запасы давно исчерпаны, что на этом пути мы можем встретить лишь постоянные и без труда предугадываемые модификации одних и тех же ответов на одни и те же вопросы.

Наука и философия замкнули созданный ими круг, и даже великолепные построения истинного релятивизма, квантово-волновое моделирование пространства, даже голографическая модель сознания не устраняют очевидной исчерпанности. В лучшем случае они лишь намекают на то, что где-то за пределами данным образом мыслящего разума есть царства, совершенно отличные от всего, что нам до сих пор было известно.

Разговоры о природе Реальности всегда так или иначе сводились к чему-то однородно универсальному и экстремальному по совокупности тех качеств, что ведомы человеку. Так описывался Брахман – источник и поглотитель всего, творящий циклы и циклы миров ради собственного наслаждения – ибо какая еще мотивация может быть проецирована на универсальную сущность, которая уже есть все и может становиться бесконечно? Шуньята – полярная противоположность Брахмана, заключительный шаг интеллекта в описании мира, когда все атрибуты, все потенции развернуты; когда только Ничто становится творческим («беременная пустота»), поскольку заключает в себе не только все грядущее, прошлое и настоящее бытие, но и небытие – предпосылку Рождения и предпосылку Разрушения.

Шуньята, понимаемая таким образом, становится для просветленного буддиста той странной и вездесущей гранью, за которой начинаются миры поддающихся описанию человеческих опытов, а перед ней – чистая Потенциальность; и никому не познать, обретет ли Пустота Форму, сохранит ли свою непостижимую вибрацию для следующего кванта времени. Познавшие Пустоту и есть те, кто познал Нирвану; они способны вечно делить с ней поток неоформленного ветра, поток еще не начавшейся игры, и наслаждаться отсутствием страданий, отсутствием эго – главного зрителя этого феерического спектакля Пустоты, то рождающей химеры, то сокрушающей их.

Существует такая позиция точки сборки, где все структуры эго лишаются своих гнетущих качеств, более того – лишаются своей стабильности. Сознание погруженного в нирвану буддиста мерцает в мире, где торжествует взгляд Постороннего и Безразличного Никто, следовательно, все навязанные сознанию качества мира и его самого уходят, отстраняются – клетка, в которой держали птицу, пуста и уже не является клеткой. Где стальные прутья, мешавшие осуществить свободный полет? Где все эти неразрешимые коаны? Ничего не осталось, кроме мерцающей и вечно беременной еще чем-то Пустоты.

«Состояние освобождения от страданий», о котором говорил Будда, для магического знания дона Хуана не больше чем еще одна позиция точки сборки, где перцептивный аппарат человека прекращает деятельность по структурированию эго, подчиняет всю энергию своего личного намерения на превращение эго в точку, после чего замирает и еще некоторое время наслаждается достижением цели. Я говорю «некоторое время», потому что субъект, не предпринимающий никакой деятельности в субъектно-объектном поле (ни внешней, ни внутренней), быстро теряет ощущение времени и замыкает энергообмен на точке, намерение которой – прекратить энергообмен: вообще. Это смерть – физическая, духовная, психическая, всеохватывающая.