После меня

ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ

Джо Маунт

12/09/2018 18: 53

Я не хочу в это верить, Джесс. Я не хочу верить, что твоя жизнь была такой. Когда его бывшая девушка стала давать показания, я, по крайней мере, мог сказать себе, что описываемые ею события не имеют отношения к тебе. Она рассказала о том, как Ли ударил ее, когда застал глазеющей на дисплей мобильного телефона во время их совместного отдыха. Я видел лица присяжных, когда они смотрели на рентгеновский снимок ее челюсти, сделанный в больнице в Италии. Но я мог сказать себе, что к тебе это не имеет отношения. Ужасно то, что он сделал с ней, и гнусно то, что он затем – примерно через год – поселился с тобой в том же самом гостиничном номере, но речь о насилии непосредственно по отношению к тебе еще не шла. Даже когда Сейди начала давать показания и рассказала о том, что в последние месяцы видела на тебе синяки и ссадины и что ты всегда давала им какое-то объяснение, я подумал, что это, возможно, всего лишь ее слишком богатое воображение. Я подумал, что, возможно, как заявляла защита, Сейди всего лишь испытывает чувство ревности из-за того, что он как бы отнял тебя у нее. Но затем прочли вслух письмо, которое ты написала Сейди и в котором ты попросила ее позаботиться о том, чтобы я стал опекуном ребенка, который у тебя родится, потому что будет небезопасно оставлять этого ребенка у Ли. Только тогда я понял, что у тебя в твоей семейной жизни и в самом деле что-то пошло не так. Защита, конечно, заявила, что, когда ты это писала, у тебя было не все в порядке с головой, но я-то знал, что это неправда.

А когда сегодня стала давать показания та уборщица – сама еще совсем юная девушка, – когда она начала рассказывать, что видела окровавленные салфетки в мусорном ведре в ванной, причем не один раз, у меня в животе все начало сжиматься. Я слушал, как она рассказала им о том, как она, опорожняя мусорное ведро, нашла что-то твердое и белое. Оно выпало из куска туалетной бумаги. Она поднесла его к свету и увидела, что это зуб. Точнее говоря, часть переднего зуба. Часть зуба, которую он выбил, когда ударил тебя. Вот тогда-то я опустил голову и заплакал. Заплакал, потому что уже не мог больше этого отрицать. Даже для самого себя. Он бил тебя, Джесс. Он бил тебя и ладонью, и кулаком, и еще черт знает чем. Он делал это, возможно, на глазах у Гаррисона, и я рад тому, что твой сын еще так мал, что не будет помнить этого, когда вырастет. Но я всегда буду это помнить, Джесс. Я вижу, как это происходило, своим мысленным взором. И я не знаю, перестану ли я когда-нибудь это видеть. Я никогда не прощу себе, Джесс, того, что я допустил, чтобы с тобой происходило подобное.

Я все еще очень хорошо помню, как впервые взял тебя на руки, когда ты была маленьким комочком с красной морщинистой кожей, и, повернувшись к твоей маме, сказал ей, что никогда не допущу, чтобы с тобой произошло что-либо плохое. А теперь вот получается, что я ее подвел. И ее, и тебя. Мне очень жаль, Джесс. Мне очень жаль, и мое сердце разрывается от боли.