После нас

В помещении часовни, под которую была специально переоборудована комната в нашем клубе, священник провел праздничную службу, посвященную входу Господня в Иерусалим. В России этот праздник более известен как Вербное воскресенье. По словам отца Петра, он специально привез в Кабул из России веточки вербы. В свою очередь, россияне, работавшие в Кабуле, раздобыли настоящие пальмовые ветви — атрибуты, необходимые для проведения служб. Кабул не слышал церковного пения со времен победы в России Октябрьской революции и замены миссии царской России в афганской столице на миссию России советской. На следующий день протоиерей Петр Гайдук отслужил литургию по погибшим на чужбине и умершим от ран солдатам Отчизны у памятника воинам-интернационалистам, который до того дня не был освящен, собрались сотрудники российской дипмиссии и члены их семей, чтобы почтить память соотечественников, отдавших жизни за Родину. Собравшиеся зажгли поминальные свечи. Отец Петр молился за души тех воинов, которых с нами уже нет.

Вместе с послом Аветисяном священник обошел памятник, представляющий собой сходящиеся черные стены, простреленные снарядом в виде пятиконечной звезды, внутри которой висит колокол. Совершив таинства освящения памятного знака, отец Петр прочитал молитвы во спасение вольно и невольно убивавших на войне и ударил в колокол, печальный звук которого разнесся над знойным Кабулом. После этого он вместе с девушкой-певчей прочитал несколько псалмов.

— Очень почетно и значимо для нас приехать на эту землю, чтобы помолиться за наших воинов, освятить сей памятный знак. Замечательно, что это событие совпало с входом Господним в Иерусалим, или Вербным воскресеньем, — сказал, обратившись к собравшимся священник. — Прошел уже 21 год с того времени, когда последний советский солдат покинул землю Афганистана. Помолимся же за души тех, кто погиб на чужой земле, за души тех, кто умер от ран уже значительно позже, на родине. И пусть они на небесах помолятся за нас, грешных, оставшихся на этой земле.

Слова отца Петра относились не только к воинам-интернационалистам, но и к тем православным воинам Российской империи, которые века назад так же, как и советские солдаты, защищали южные рубежи России от британской короны и сложили здесь свои головы. К тем, кто пропал без вести в Афганистане, а также к тем, кто покоился под безымянными каменными плитами на небольшом русском кладбище, притулившемся к горам в районе Чель Сутун афганской столицы. К подножию памятника воинам-интернационалистам легли пальмовые ветви, которыми встречали Иисуса Христа в Иерусалиме, а также веточки вербы, привезенные с Родины отцом Петром.

Я ходил почти на все службы, которые проводил отец Петр, стоя в часовне плечом к плечу с Алексеем Миловановым, который объяснял мне их значение для православного христианина. Некоторые службы, к сожалению, пропускал из-за срочной работы. С отцом Петром мы подружились как земля с водой. Но называть его «отцом» у меня как-то язык не поворачивался, так как он был моложе меня. К тому же у меня был свой отец — Борис Анатольевич Грешнов, который умер в 1983 году, когда я был в Афганистане. И я стал называть священника Петро, хотя и обращался к нему на «вы».

Как-то раз, когда у протоиерея образовалось свободное от служб время, я вывез его с «благословения» помощника посла по административно-правовым вопросам на своей машине в город, который Петро еще не видел. Он смотрел на Восток глазами маленького ребенка: ему нравилось буквально все — и толпы шумных афганских подростков, и лавки «древностей», и брошенные на асфальт темно-красные ковры, и телеги с фруктами. Увидев какого-то грязного оборванного малыша, цыганившего подаяние, он поднял его на руки у себя над головой и, глядя ему в лицо, счастливо засмеялся. Прохожие афганцы глядели на иностранца кто с восторгом, кто с боязнью. Шутка ли — в центре измученной терактами афганской столицы, где иностранцы обычно старались прошмыгнуть по своим делам незамеченными, стоял громко смеявшийся человек с голубыми глазами и волосами до плеч и держал на руках афганского ребенка, что-то нашептывая ему на ухо на языке «шурави»!