После нас

Всего, по данным Александра, на тот период времени в списке Комитета числились пропавшими без вести в Афганистане 270 человек. В среднем взносы на розыск каждого человека составляли 12 тысяч рублей. Половина пропавших принадлежит России, а потому российский взнос в эту программу составлял примерно полтора миллиона рублей. Если перевести это в валюту, то деньги получались небольшими. Даже просто приезд в афганскую командировку на поиски и проживание в гостинице, по существу, съедало всю эту сумму. Но ведь приходится еще платить местным жителям, пусть и не большие по московским меркам, но все-таки деньги.

— Несмотря на то что со времени окончания нашей войны прошло уже очень много лет, местные жители по-прежнему боятся идти на контакт, опасаются показывать и раскапывать могилы бывших советских военнопленных. А раскопать их — это еще и тяжелый физический труд. Мы в этой командировке копали трое суток там, где нам показали афганцы, и нашли останки, которые с большой долей вероятности принадлежат нашим воинам, — рассказал Саша. — Работаем мы с 1992 года, и первые годы упор, конечно, делался на поиск живых военнопленных. Двадцать девять человек нашли мы живыми, из них 22 вернулись на родину, в страны бывшего СССР, семь человек остались жить здесь. Комитет никого и никуда силком не тянул, это его принципиальная позиция. Хочешь вернуться на родину — мы поможем, не хочешь — это твой выбор.

Встречались мы с разными людьми. Один пленный, к примеру, стал законченным наркоманом. Позавчера я встречался с другим «отказником» — Геннадием Цевмой, родом из Донецкой области. Он живет в северной провинции Кундуз, у него своя семья, ему уже 45 лет. Встреча наша морального удовлетворения не принесла: он как был «пацаном», не очень развитым, так им и остался поныне. Взгляды на жизнь у него такие, какие американцы демонстрировали, клепая фильмы про дураков-кагэбэшников, даже еще мрачнее. Мой помощник — Николай Быстров, который сам 12 лет здесь был в плену, потом стал телохранителем полевого командира Ахмадшаха Масуда, когда мы вышли из отеля, где состоялась встреча с Цевмой, сказал, что в этом случае бесполезно даже с ним разговаривать. Бывший пленный, живущий в Кундузе, наверное, думает, что по возвращении его закуют в кандалы, будут пытать или расстреляют. Он не хочет понять, что амнистия всем военнопленным была общая, а Украина подтвердила ее еще и отдельным правовым актом. Объяснить ему, что на Украине никто его преследовать не собирается, видимо, уже невозможно, — посетовал Саша.

Говоря про Цевму, он сообщил, что тому несколько раз предлагали съездить на родину, и он соглашался. Еще в 1990 году начальник комиссии по розыску военнопленных, в прошлом корреспондент ТАСС в Афганистане Леонид Бирюков, возил отца Цевмы на встречу с сыном в Таджикистане, которая произошла на реке Пяндж. Сам Бирюков жил там тогда целую неделю среди моджахедов. Гена каждый раз брал деньги на возвращение и каждый раз смывался вместе с ними. В последний раз, уже в 2004 году, посол Украины в Пакистане приехал в Кабул вместе с Бирюковым. Семье Цевмы оставили деньги, взяли самому Геннадию авиабилеты, в Донецке даже купили ему квартиру, но он опять убежал.

— Время прошло много, сейчас уже понятно, что разыскать живых из тех, кто ранее пропал тут без вести, становится делом нереальным. Живые есть, но мы их уже не найдем по той причине, что они сами не хотят, чтобы мы их искали. В прошлом году в предыдущей моей командировке в Афганистан я встречался с человеком, местным пуштуном, который сам воюет с 1981 года по сегодняшний день. Этот пуштун рассказал, что он лично знает восемь человек из числа бывших советских пленных. Три раза я его переспросил, и он ответил, что понимает мой вопрос, и подтвердил все три раза, что речь идет именно о бывших советских пленных солдатах. Они с тех пор и воюют, бегают с автоматами по горам. Их дом уже здесь, и никуда они не поедут, — сказал мой собеседник. — Мы уже должны осознать, что наша главная цель — поиск захоронений. За прошедший год мы уже опознали и захоронили на родине останки двух советских военнослужащих. Они похоронены на Украине и в России. В прошлом году я был здесь два раза, когда в Комитет поступили деньги — это сентябрь, — в октябре и декабре. Мы нашли пять могил советских военных, вывезли останки в Москву. До этого также привозили в Москву останки советских военных. Сейчас уже начался процесс их идентификации по составу ДНК. Это не так быстро и просто, как показывают в фильмах. Всего в Москве хранится около 15 останков наших солдат. Мы собрали примерно 110 образцов крови их родственников. Комитет создает базу данных ДНК с тем, чтобы каждые вновь обнаруженные останки сравнивались бы с образцами ДНК их возможных родственников.