После нас - хоть потом

- Да и домовых тоже… «Все на защиту демократии!» Нам-то еще так-сяк - в гражданскую оборону, а вот лешим хуже… Им ведь в погранвойска идти - межевыми. Водяных аж в начале мая забрили - Чумахлинку патрулируют…

- Ну, не все… - со знающим видом заметил лопоухий. - Донные пока уклоняются… Русло-то еще не тралили…

И Анчутке живо припомнился водяной Хлюпало, в бритом виде сильно похожий на бежавшего в Аргентину Бормана…

- Причем лучше под первый призыв угодить, - озабоченно добавил серый с подпалинками. - А то потом дедовщина всякая начнется…

Анчутка висел вниз головой и моргал.

- Н-не… - опасливо протянул он наконец. - Я тогда, пожалуй, тоже… уклонюсь…

- Ага!.. - Серый победно осклабился. - Уклонился один такой!.. А куда ж ты денешься? Загребут - и на комиссию!..

- А у меня правая ножка хромая! - нашелся Анчутка, - Пьяный поп кадилом огрел… при царском режиме…

Насчет хромоты он, понятно, приврал, но хромоту, в конце концов, можно было изобразить, тем более что и шрамик вот на коленочке остался… Домовые злорадно всхохотнули:

- Ты еще на плоскостопие сошлись!.. Ты кто? Гражданин? Гражданин! Ну так вперед и с песней! «Не плачь, кикимора!..»

- Да я ж еще не гражданин…

- Ну станешь!

Обмякший Анчутка свисал со стропила наподобие тряпочки. Замшевый лобик собран в гармошку. Домовые переглядывались с ухмылкой.

- А что вообще нужно… для гражданства?..

- У-у, бра-ат… - Тот, что покрупнее, с деланным сочувствием оглядел Анчутку и принялся сокрушенно качать головенкой и цокать язычком. - Ну, нам-то, местным, проще: подал заявление - и все… и гражданин… А вот для таких, как ты, для беженцев… Кикимору-мать триста раз проклянешь, пока гражданство выбьешь…

- А если не выбью? - в страхе спросил Анчутка.

- Ну и никаких тебе прав…

- Например!

- Н-ну… голосовать не будешь…

Анчутка опешил и надолго замолчал, соображая, в чем тут подвох.

- А оно мне надо? - искренне спросил он наконец. - Ну не буду я голосовать… Зато в армию не пойду!

Домовые разом оборвали смех. На личиках - растерянность и обида. Нет, такого цинизма они даже от лыцкого беженца не ожидали.

- Ах ты, морда дезертирская… - изумленно и угрожающе начал серый с подпалинками, но не договорил - задохнулся от возмущения. - Это что же? Мы, значит, межу охранять, демократию отстаивать, а ты, змей, закосить решил?.. В нетях решил сказаться?.. Да я тебя сейчас…

- Тише ты… - испуганно прошипел лопоухий, вцепившись товарищу обеими лапками во вздыбленную на загривке шерстку. - Не шуми!.. Этого разбудишь… внизу…

- Не замай!.. - огрызнулся тот, сжимая кулачки и делая шажок к Анчутке. - Набежало вас тут, обезьян дымчатых, из-за Чумахлы! Шагу уже ступить некуда!.. Тебя кто сюда звал?..

Анчутка разжал коготки и, кувыркнувшись через головенку, мягко пал на задние лапки. Конечно, с двумя противниками (пусть даже и плюгавенькими) в одиночку он бы не справился, но внизу, всхрапывая, ворочался Африкан, и это вселяло в беженца уверенность. Кроме того, у него было кое-что для них припасено…

- Сгинь! Контр-ра!.. - ликующе провозгласил Анчутка, сильно жалея, что не может увидеть себя со стороны.

Серый с подпалинками подавился, злобно выпучив и без того выпуклые глазенки. Лопоухий присел.

- Существуешь, вражина?.. - вдохновенно продолжал Анчутка. - Учению перечишь, жмара запечная?..

И тут что-то произошло… Мохнатое от пыли нутро чердака крутнулось, дощатый настил вывернулся из-под пяточек - и ополоумевший от ужаса домовичок стремглав полетел в жуткую непроглядную тьму…

В себя он пришел на краю выщербленного тротуара в каком-то неведомом ему ночном переулке и лишь тогда сообразил, что стряслось. Видимо, они все-таки разбудили Африкана, и тот спросонья послал их куда-то очень-очень далеко…

Да, но куда именно?.. Анчутка со страхом огляделся. Как всегда после изгнания словом, чувствовал он себя мерзко - будто брюшко изнутри с мылом вымыли. Фонари не горели, но кое-где желтели низкие окошки частного сектора. Недавних супостатов поблизости не наблюдалось. Надо думать, рассеяло по дороге. Обоих…

Где же это он, однако? Кажется, даже и не в Чумахле. Вот и дождик уже не накрапывает… Ущербная однобокая луна, тусклая, как лампочка в подъезде, смутно прорисовывала перед домовичком тесный кривой переулок. Тихо ботала по древесной фене черная потрепанная листва, да невидимая мелкая собачонка тявкала тоненько и отрывисто - как в бутылку.

Внезапно в отдалении возник и разросся знакомый до дрожи звук: ритмично заклацало, застучало… Трамвай. Причем как бы выскочивший из-под земли, поскольку минуту назад все было тихо. Анчутка обмер, сердчишко остановилось. Подземная линия трамвая имелась только в Лыцке (на метро у Партиархии не хватило средств). Станции, правда, были самые настоящие, облицованные мрамором, с электронными табло, со скульптурами в нишах и даже с коротенькими эскалаторами в одиннадцать ступенек… Лыцк, как известно, стоял на семи холмах, и поэтому идущий по кольцевому маршруту трамвай то выскакивал на поверхность, то снова нырял под землю…