После нас хоть потоп

На стенах висели эскизы и фотографии. Юлий не был уверен, что все они – дело рук Димы, хотя какие-то казались ему будто знакомыми. Полуподвальное помещение навевало воспоминания об их каморке в общаге, хотя общего у них были только теснота и полумрак. А еще – дух Димы. Им было пропитано все. То, как расставлена мебель, как лежали вещи и какие это были вещи – присутствие хозяина угадывалось в каждой мелочи.

Юлий почувствовал, что ему становится дурно.

– Зачем пожаловал, муркель?

Дима тем временем развалился в черном кожаном крутящемся кресле.

«Наверняка его рабочее», – мимоходом отметил про себя Юлий.

– Решил удостовериться, что я не спился и не сдох в Питерских подворотнях после того, как ты меня кинул?

Юлий вздрогнул. Именно такие мысли его чаще всего и посещали, когда он думал о будущем Димы.

– Вижу, ты устроился неплохо, – Юлий пожал плечами и прошелся нарочито бодрой пружинистой походкой по залу, оглянулся. – Почему Берлин?

– Подальше от тебя, конечно, – хмыкнул Дима.

– Я здесь бывал, – отозвался Юлий. – Пару раз – проездом, еще – на аукционах Артуровых.

– Ах, Арту-ур, – протянул Дима с издевкой, – ну как же – сохнущий по тебе очкарик, с самомнением!

– Да что ты знаешь?! – тут же оскалился Юлий, по привычке занимая оборону.

– Ничего, муркель, совсем ничего, – Дима тихо рассмеялся. – Я без понятия, кто ты, что ты и зачем здесь, – он мягко улыбнулся. – Не знаю ни твоего рода деятельности, ни места жительства. Все, как ты и хотел.

Юлий промолчал, не зная, как это комментировать, застыл, глядя на Димины рисунки.

– Я только одно в толк никак взять не могу, – так же негромко проговорил Дима. – Что ты здесь забыл?

– Что? – Юлий обернулся.

– Хуле ты приперся сюда спустя пятнадцать лет?! – неожиданно зло спросил Дима, повышая голос. – Соскучился по большим членам? Если хочешь отсосать мне по старой памяти, так я не против.

Он демонстративно дернул ремень на джинсах. Юлий отметил про себя, что одежда на Диме хорошая, хоть и без изысков. Он и сам был примерно в том же стиле: классический европейский вариант – джинсы, фотболка, свитшот сверху. Время выпендрежа и бунта осталось в юности.

– Так что, мурель? – поторопил его Дима, дернув бровью. – Ты здесь за этим?

– Нет.

Юлий скрестил руки на груди, передернул плечами. Что он мог сказать? Я здесь потому, что хотел лично удостовериться? В чем? В том, что это действительно Дима, сомнений не было и после фото в инстаграм. В том, что он изменился или наоборот – не изменился? Что не забыл его?

– Пятнадцать лет прошло, Юля, а ты все так же не знаешь, чего хочешь, – Дима снова прочитал его как открытую книгу. – Пиздовал бы ты отсюда, муркель, пока не огреб, – добродушно посоветовал он Юлию. – Если не знаешь, зачем пришел, то нехуй и приходить было.

Юлий шмыгнул потекшим после улицы носом, неловко огляделся. Дима был прав. Смысл был приходить, не зная, зачем, и бередить прошлое. На что он, собственно, рассчитывал? Что Дима кинется его обнимать, будет извиняться, расскажет, как любил его все эти годы и осознал свою неправоту? Это было бы так же нелепо, как предположить такое про самого Юлия. Здесь они с Димой не отличались.

– Просто зашел проведать.

Юлий небрежно пожал плечами, опустился на стоящий рядом пуфик. Он сразу пожалел об этом: пуфик съел весь его и без того небольшой рост. Теперь он, видя свое отражение в зеркале, казался совсем лилипутом. Или ребенком. Он поморщился при этой мысли: никто из них давно не был ребенком. И он – особенно.

– Проведать бывшего ебыря приходят только в двух случаях, – Дима оскалился: – когда ищешь где выдадут потрахаться, и когда хочешь повыебываться тем, кем стал. Так что? Смотрю, не сильно ты изменился, муркель, чтобы пальцы гнуть, а?

Это была правда. Перед Димой не выходило «гнуть пальцы» и раньше. Хотя хотелось. Юлий любил быть главной звездой любой компании, любил покорять окружающих своей харизмой и обаянием, интеллектом. Сейчас же он так и не смог выдавить из себя что-то осмысленное.

– Все, муркель, тебе пора!

Дима глянул на часы, рывком поднялся с кресла, хлопнув себя ладонями по коленкам. Юлий непонимающе посмотрел на него:

– Что? Выгонишь меня теперь, что ли?

– Точно, – Дима мотнул головой в сторону двери, – сейчас клиент придет, некогда мне с тобой языками чесать. Это ты бездельник у нас, а я все так же – рабочий класс, пролетарий.

– Я вообще-то работаю! – не удержался Юлий. – Всегда работал!

– Да уж я помню, как же, – Дима закатил глаза, – строил глазки мужикам, чтобы они чаевые оставляли, да жопой вертел. Как работается?

– Да пошел ты!

Гордость взяла верх. Юлий вспомнил их работу в баре, от которой местами было больше проблем, чем пользы. А все из-за Диминой необоснованной ревности.

– Узнаю Юленьку, – Дима снова по-доброму улыбнулся. – Все такой же злой и колючий.

Он шагнул к нему и резким движением вздернул вверх, больно ухватив за локоть.

– Какого хрена?!

Юлий тут же затрепыхался в его руке, пытаясь вырваться. Он уже забыл, каким бесцеремонным был Дима, и что с ним нельзя было расслабляться ни на секунду.

– Тебе пора! – Дима потащил его к двери. – Меня ждет работа!