После немоты

Другое дело Евтушенко. Он, к примеру, пишет и печатает стихотворение „Бабий Яр", а затем в качестве члена редколлегии журнала „Юность" поддерживает резолюцию об израильской „агрессии". Он посылает в адрес правительства широковещательную телеграмму против оккупации Чехословакии, но вслед за этим делает приватное заявление в партбюро Московского отделения Союза писателей с осуждением своей первоначальной позиции.

Он громогласно защищает Солженицына и тут же бежит в верхи извиняться и каяться, и пишет ура-патриотическую поэму о стройке коммунизма - Камском автомобильном заводе, - где прозрачно намекает на того же Солженицына: „Поэта вне народа нет!"

И, представьте себе, это не мешает ему оставаться в глазах наших, да и не только наших, „интеллектуалов" представителем культурной оппозиции.

Полноте, господа! Оппозиции у нас дают не ордена и дачи, а сроки и „волчьи билеты". Оппозиция ездит не на личных лимузинах, а в „столыпинах". Оппозицию здесь ссылают не в Переделкино, а, мягко говоря, немного дальше. Даже оппозиция молчаливая, пассивная преследуется морально и материально.

В самое последнее время из Союза писателей исключены такие замечательные представители нашей литературы, как Лидия Чуковская и Владимир Войнович. Окончательно затравлены и вынуждены выехать за рубеж Иосиф Бродский, Александр Галич, Виктор Некрасов, Наум Коржавин.

Задумайтесь, наконец, за что, за какие заслуги власть осыпает компанию евтушенок щедротами со своего плеча? Какого рода векселями оплачивают они свое комфортабельное мученичество?

Сколько номенклатурных сребреников получает каждый из них за всякое очередное предательство?

Почему жена великого ученого, выдающаяся общественная деятельница страны Елена Боннэр-Сахарова в течение года, при самой широкой поддержке мировой общественности, добивалась краткосрочной поездки за рубеж на лечение болезни, возникшей в результате фронтовых ранений, а этот поэтический фигляр разъезжает по всему миру, когда ему вздумается и как ему вздумается?

Меня не удивляет позиция иных международных полумарксистов, которые услужливо рукоплещут ему, посильно помогая нашим соответствующим органам наводить либеральный лоск на свои судебные и внесудебные мистерии. Недоумение вызывает лишь поза благодушной снисходительности к литературному провокаторству, укоренившаяся в известной части как нашей, так и западной писательской среды. Это, на мой взгляд, или следствие прискорбной нравственной глухоты, или, что еще хуже, сознательное потворство, облегчающее собственную совесть.

Существование „применительно к подлости" не ново в русской общественной жизни. Сыскными метаморфозами нас не удивишь. Но только в наше время метаморфозы эти обходятся нам такой дорогой ценой. Думается, что мировая культурная общественность, определит, наконец, свою позицию по отношению к этому отвратительному явлению.

Было бы чрезвычайно полезно для всех нас, если бы всякий раз, когда эти бойкие вояжеры являются куда-либо с очередным служебным визитом, их повсеместно сопровождало предупреждение: осторожно - „Евтушенко"!

Париж, 20 ноября 1975 г.

ИСТОРИЯ И ЧЕЛОВЕК

Выступление на симпозиуме христианских историков в Риме

В своем пророческом романе „1984" великий Орвелл с удивительной наглядностью и тончайшим проникновением в смысл и суть тоталитарных доктрин обнажил средства и цели марксистской идеологии. Главная, если не основополагающая из этих целей - лишить человека исторической памяти, нравственных корней, вековых устоев и традиций, заставить забыть о его Божественном происхождении. Человек без исторической памяти становится податливым материалом для самых безумных социальных экспериментов. Человек-монстр, функциональная единица общественной машины, живущая сиюминутными потребностями и страстями, в стерилизованное сознание которой в любой день и час можно вложить любую жизненную программу или политическое клише - вот идеал всякой формы тоталитаризма вообще и его самой отвратительной и лживой разновидности - коммунизма, - в особенности.

Именно поэтому вот уже почти шестьдесят лет в странах, где побеждает тоталитарное насилие, горят на кострах книги и чуть ли не каждый год заново переписываются события только что минувшего прошлого. Именно поэтому над тысячами братских могил вокруг концлагерей и тюремных застенков вы не отыщете ни одного имени, а только безликие номера. Именно поэтому сегодня, в джунглях Юго-Восточной Азии, при гробовом молчании гуманистов из западных университетов, людей без счета и звания выбрасывают умирать в болотах и закапывают живьем. Убийцы, величающие себя революционерами, оставляют человеку один выбор: забыть себя или умереть.