- Когда няня вывела меня из Дориата, Маглор Феанарион, я не верила, что вы убивали моих родичей. Я говорила няне, что это игра в войну с орками, а потом папа и мама, и братики, и друзья вернутся. Но никто не вернулся. Уже в Гаванях я твердила всем, кто проклинал Феанорингов, что вас заколдовали, и вы видели вместо нас чудовищ - потому что эльфы не могут намеренно убивать эльфов. Тогда мне рассказали о Лебединой Гавани. Я не могла понять, и спросила Пенголода, могут ли эльфы превратиться в орков. Он ответил, что первые орки некогда были эльфами. Несомненно, он говорил об Удуне, но я поняла его неверно, и с тех пор больше доверяла рассказам о том, какие вы чудовища.
- Поэтому ты отказала нашему посольству?
- Я сомневалась. Я не могла верить всем слухам и сплетням, и ваши посланники на злобных чудовищ не походили. Они держались благородно и учтиво. Но мой народ ненавидел вас, а я была не вправе отдать Сильмарилл вопреки его желанию. Эарендиль правил Гаванями Сириона, а не я. Я могла только ждать его возвращения и дать вам шанс.
- Шанс?
- Шанс доказать, что вы не так плохи, как считают дориатрим. Что вы раскаялись в содеянном и не станете более нападать на эльдар ни по какой причине. Когда вы напали, я уверилась, что все жуткие рассказы о Феанорингах - правда. Вы убивали и жгли, и взяли моих детей в заложники. Хотя не убили и не бросили умирать, как я узнаю теперь.
- Воины Амрода и Амраса - моих младших братьев, убитых в том бою - хотели, чтобы мальчики оставались в Гаванях Сириона с запасом пищи, пока кто-нибудь не подберёт их: эльдар, эдайн... или орки. Я настоял на том, чтобы взять их с собой, на Амон-Эреб.
- С собой, в крепость Феанорингов... Как ты обращался с моими сыновьями, Маглор Феанарион - как с пленёнными врагами? Рабами? Почётными пленниками? Слугами? Как с обычными беженцами? С теми, перед кем виновен? С теми, за кого ты в ответе? Как с детьми своих воинов?
Маглор молчал, лишь неотрывно глядя в глаза Эльвинг - и в его глазах она прочитывала ответы, переходя от вопроса к вопросу со всё большим изумлением. Наконец она умолкла, в задумчивости теребя серебристую прядь.
- Эльронд и Эльрос знали, что их отец - Эарендиль, а не ты? Что я - их мать?
- Я никогда не внушал им лжи, - ответил Маглор. - Эльронд чтит своего отца, как великого героя, и всегда любил слушать рассказы и песни о плавании "Вингилота". Правда, он не помнит Эарендиля. Тебя - помнит, и наверняка захочет увидеть, если решит уйти на Запад. Но он ещё юноша, и думать об этом рано. Эльрос даже желал поселиться поближе к тебе, но кораблям Андора не дозволялось плавать на Запад.
Эльвинг вновь оставила комнату, вскоре вернувшись с чашкой горячего рыбного бульона и травяным настоем. Маглор вскоре уснул, утомлённый долгим и тяжёлым разговором. Однако он был не так слаб и беспомощен, как решила Владычица Белой Башни, и силы его восстанавливались быстро.
На третий день Маглор простился с Эльвинг. С той беседы её взгляд и тон при общении с ним то и дело менялись, словно Эльвинг никак не могла решить - то ли перед ней враг, пусть и бывший, то ли близкий родич, пусть и совершивший ужасную ошибку.
Маглор смотрел на пламенеющее вечернее море в ожидании корабля - корабли телери нередко подходили к острову, где жила Эльвинг. Они простили своё горе века назад, а если бы и нет - не отказались бы доставить Маглора до Тол-Эрессеа, чтобы не принуждать Эльвинг так и жить вместе с ним. Когда вдали показалась золотисто-коричневая ладья под синим парусом - корабелы телери более не использовали белый и серебристый - Эльвинг, не глядя на Маглора, произнесла.
- Сюда уже подходил корабль, когда ты ещё не оправился, и я послала весть валар. Ты достиг Запада вопреки их запрету, и они должны знать.
Песнопевец лишь покачал головой.
- Владыки Манвэ, Варда и Ульмо знают с того дня, как я пустился в путь. А Мандос - возможно, со дня моего рождения. Или со дня Пробуждения первых квенди. Валар редко нуждаются в наших вестях, кроме самых срочных.
Он не сказал о том, что Ульмо, и, вернее всего, Манвэ, помогли ему в пути. Ульмо помогал нолдор и вопреки Проклятью Мандоса, а Король Арды... возможно, он просто желал, чтобы последний из Феанариони явился на суд живым.
ГЛАВА 7. СУД
Мореходы очень тепло приветствовали Владычицу Белой Башни и гораздо суше - Маглора. Взгляды телери отчуждённо скользнули по нему, без неприязни и без сочувствия. Исключение составлял кормчий.
Маглор поражённо смотрел на широкоплечего телеро с убранными в высокий хвост волосами. Он знал, что на западном берегу наверняка встретится с пережившими Братоубийство и был готов столкнуться с их гневом, обидой, презрением, горечью, недоверием, страхом: едва ли для телери сын Феанаро - просто один из нолдор. Конечно, он надеялся и на прощение, но именно такой встречи - не ожидал.