Свадебная церемония гномов отражала древнейшие священные мифы о пробуждении Казад в Арде. Если бы Кили принадлежал к одному из других шести кланов, он вошёл бы в зал рядом с Тауриэль, и это означало бы, что Махал разбудил прародителей каждого клана вместе с их спутницами. Однако в свадебных традициях Долгобородов было одно небольшое отличие. Великий Дурин, единственный из семи патриархов, сначала не получил жены; он женился позже, на женщине из другого клана, которую ему представил один из братьев-патриархов. И поэтому Кили, как и его предок, вошёл в зал позже рядом с братом, который должен был стать главным свидетелем его брачных обетов.
И хотя традиции Долгобородов вынуждали младшего принца ждать воссоединения с любимой чуть дольше обычного, он решил, что это даже к лучшему, потому что это давало ему вдосталь времени, чтобы полюбоваться ею издалека, пока он шёл по коридору.
Тауриэль была прекрасна всегда, но сегодня… О, сегодня, она была ПРЕКРАСНА! Швея-гномка приняла вызов и несомненно справилась с необычностью эльфийской фигуры. Вместо обилия пышных юбок, которые диктовала гномья мода, свадебное одеяние было больше похоже на те эльфийские платья, которые Тауриэль часто носила. Оно идеально охватывало её тонкую талию и бёдра, а потом ниспадало свободным каскадом вокруг её длинных ног. Шнуровка лифа подчёркивала естественную выпуклость её груди, а широкий V-образный вырез идеально обрамлял ожерелье, которое Кили сделал для неё, но общее впечатление было достаточно скромным, учитывая отвращение, которое эльфийка питала к роскошным украшениям.
Подойдя поближе, гном увидел, что нижний слой платья всё-таки был усыпан драгоценными камнями - ни один принц не позволил бы своей невесте появиться на публике без украшений - но несколько прозрачных верхних слоёв смягчали эффект, так что Тауриэль просто мягко сияла, как освещённые луной облака. Всё платье было цвета глубокого вечернего неба, который прекрасно оттенял пламя её волос. Но как только Кили остановился перед ней, под шнуровкой её лифа и складками пышных, воздушных рукавов он мельком углядел проблеск серебристой нижней рубашки.
- Когда Махал сотворил первых Казад, - заговорил Фили, - Он создал их супружескими парами, дабы не просыпались они в этом мире одни. Тауриэль, мой брат до сих пор один. Желаешь ли ты, чтобы он стал твоим спутником и супругом?
Эльфийка с улыбкой взглянула на Кили.
- Желаю.
Фили вложил руку брата в её ладонь.
- Как и Дурин, мне пришлось идти далеко и искать долго, чтобы найти себе пару, - сказал ей Кили.
Слова эти не были частью церемонии, просто ему показалось, что будет правильно вспомнить об этом сходстве со своим предком.
- И я рада, что ты сделал это, - прошептала Тауриэль, обращаясь к нему одному.
Он счастливо кивнул, глядя, как она делает глубокий вдох, подготавливаясь произносить следующие слова церемонии вместе с ним.
*********
- Мы благодарим Махала, без чьей руки камень не имел бы формы. Также мы возносим хвалу Всеотцу, чьё дыхание вдохнуло в камень жизнь, - проговорила Тауриэль, присоединяя свой голос к голосу Кили.
Эти слова были истинно гномьими - эльфы полагали, что их тела были созданы из почвы, из которой произрастало всё сущее, рукой самого Илуватара - но тем не менее, она находила эту мысль прекрасной. Не имело значения, чьи руки впервые придали эльфу или гному телесную форму, дух или фэа всё равно оставался даром Всеотца. Её не волновало, что она обращалась к гномьим легендам о сотворении, наоборот, Тауриэль считала их совершенно уместными, чтобы открыть эту брачную церемонию, вспоминая о том, что ей были даны и тело, и душа, и она собиралась отдать их Кили.
Теперь он улыбался ей, и Тауриэль не могла припомнить, чтобы она когда-нибудь видела его более счастливым. И конечно же, никогда раньше она не казался ей более царственным; и в самом деле, в другом мире его легко можно было бы принять за короля. На нём был серебряный венец с сапфиром, а в волосах было больше скреплённых серебром кос, чем обычно носил его брат, включая две косички, обрамлявшие лицо, которые она заплела ему сама. Кили был одет в бархат и богатую тиснёную кожу цвета тёмного красного вина в сочетании с густой синевой, традиционной для королевской семьи.
Тауриэль с трудом удержалась от смеха, заметив, что даже в день собственной свадьбы он не потрудился застегнуть последние пряжки на воротнике кафтана, а потом хихикнула вслух, вспомнив, как когда-то сама обещала спасти его даже от слишком официального гардероба. Услышав её, Кили удивлённо приподнял бровь, и ей пришлось крепко сжать губы, чтобы избежать дальнейшего нарушения приличий. Однако Морвен пресекла любые последующие попытки их молчаливого общения.
- Лакхад, сын Хаджмеля*, я засвидетельствую твои клятвы моей сестре, - проговорила она, сдерживая весёлую дрожь в голосе.
В глазах Кили мелькнули последние искорки смеха, прежде чем лицо его опять стало торжественным.