После Огня

Юли перешагнула порог, внимательно оглядываясь. Мужчины с седыми висками и шрамом на левой щеке, лежавшего прошлой ночью у самого входа, уже не было. Его кровать пустовала. Чистые простыни, взбитая подушка, серое покрывало. Вчера, когда Юли уже собралась уходить, мужчина протянул к ней исхудалую руку.

– Спой мне, спой… – прохрипел он, не замечая, как струйки крови потекли по его подбородку.

И Юли спела, присев рядом с забывающимся последним сном человеком.

И вот теперь его кровать была пуста. Ни следа не осталось на ней от того, кто обрел здесь покой. Может быть, уже завтра ее займет новый горожанин, заходящийся в кашле.

Не давая себе погрузиться в отчаяние, Юли отвернулась. На соседней кровати лежала женщина без сознания, которая провела в «тяжелой» палате уже несколько дней, но так ни разу и не пришла в себя. Юли промокнула влажной тканью ее сухие губы и двинулась дальше, переходя от постели к постели.

Обычно она обходила весь лазарет до полуночи. Фета никогда не заставляла девушку помогать ей ухаживать за больными. Но Юли выходила из своей комнаты каждую ночь, лишь изредка выбираясь на улицу, чтобы только вдохнуть холодный прогорклый воздух и снова обойти лежавших в «тяжелой» палате. Стянув вьющиеся волосы полоской ткани, она охотно бралась за любую работу, желая облегчить умирающим уход.

Бабушка ждала ее в своей комнатке: Фета разливала крепкий травяной отвар, доставала из коробочки подсушенные хлебные корочки, сдобренные солью. И, когда Юли заканчивала свои дела в палате, они еще немного сидели рядышком, потягивая питье. Старуха рассказывала внучке последние сплетни Города, смешно изменяя голос, и улыбалась во весь беззубый рот. В эти минуты Юли понимала, как дорога ей эта странная женщина, которая вырастила ее в стенах дома, совершенно не подходящего для маленькой девочки.

– Ну заходи, долго ты сегодня, – проговорила Фета.

– Мальчик, который у окна, никак не мог уснуть, ему все казалось, что он тонет в холодной воде, – пояснила Юли, присаживаясь на кровать.

– И откуда ему знать, как это – тонуть в воде, он и воду-то такую никогда не видел, – сказала Фета, протягивая внучке сухарик.

– Как тонуть – не знает, – согласилась девушка, – но захлебывается он точно…

– Да, совсем плох, бедняга, – кивнула старуха. – На все воля Святых Крылатых…

– Ой, я и забыла! – Юли подула на горячую кружку. – Крылатые принесли своего Вожака?

– Принесли. Да толку-то? – ответила Фета, посасывая размягченный в настое хлеб. – Он и побился сильно – нога сломана, вывернутая вся, страх, – и жар у него, и кашель сухой, и кровью уже плюется. Я его пока в отдельную поместила, но, видать, ляжет у входа с тяжелыми…

Юли помолчала. Чужая боль проходила сквозь нее очень давно, но девушка не научилась принимать ее как данность.

– Жалко его.

– Жалко, – согласилась Фета. – Молодой, так еще и мать схоронил недавно. Никто к нему теперь не придет, кроме Братьев. Да и те… будто у них время найдется. Говорят, старик их сейчас не жалует…

Они еще немного посидели, допивая терпкий отвар, но глаза уже слипались. Юли, согретая питьем, начала клевать носом.

– Э, голубушка, да ты спишь совсем! – спохватилась Фета. – Иди! Завтра дел у нас с тобой… Ох.

Юли склонилась к бабушке, прижалась на мгновение к ее сухой щеке и вышла.

Холодный коридор встретил ее знакомым запахом. Кто-то приглушенно стонал, кто-то заходился кашлем, кому-то не хватало воздуха, и он мучился, не произнося ни звука, кто-то, наверное, уже умер, но сил проверить всех еще раз у Юли не было. Завтра. Завтра придут сиделки и сделают все, что сумеют, а потом их сменит Юли. Завтра будет новый день.

Из-за приоткрытой двери отдельной палаты тоже доносился стон. Крылатый, который проводил в лазарете свою первую ночь, звал кого-то сквозь сон. Юли, не в силах побороть любопытство, приблизилась к двери и заглянула в щелку.

Лунный свет падал на одинокую кровать. Свалившаяся подушка валялась на полу, одеяло сбилось и свесилось, чуть не падая. Юноша, худощавый, со светлыми волосами, метался в горячечном бреду. Его нога была заключена в сапог из высохшей глины. Он мелко покашливал, втягивая воздух приоткрытым ртом.

Юли осторожно зашла в комнату, подняла подушку, положила ее в изголовье, накинула на тело Крылатого одеяло. Он чуть слышно застонал. Девушка дотронулась до его лба, обтерла влажной тканью. Парень лихорадочно заговорил, облизывая сухие губы.

Не зная, зачем это делает, Юли наклонилась к нему, силясь разобрать, что же так исступленно бормочет больной.

– Алиса… Алиса. Успей. Вернись, – повторял Крылатый. – Прошу, Алиса… Мне страшно…

Девушка густо покраснела и выскользнула из комнаты.

Глава 2

Сон не приходил, продавленная лежанка предательски скрипела от каждого неловкого движения. Юли переворачивалась с боку на бок, пробуя устроиться поудобнее. Ей было холодно под тонким одеялом, в комнате стоял тяжелый запах уличной гари…