После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Днем я оставляю все двери и окна открытыми, чтобы жара не могла нигде закрепиться. Таким образом, она остается терпимой в тихих сквозняках комнат. Большинство дней я провожу в одиночестве. Время от времени приходит палестинский хозяин и приносит свежие продукты. Абу Салем поздним вечером два-три часа пропалывает сад, а также разводит угли. Мы не можем говорить друг с другом и общаемся на языке жестов. Абу Салем — йеменец и уже заказал сад для английских колониальных хозяев. Он хитрый, и иногда мне приходится следить за тем, чтобы он не унес из сада все, что есть на рынке. Иногда он приносит мне маленькие йеменские деликатесы от своей жены. Я не могу от них отказаться ни при каких обстоятельствах. Мы вместе пьем чай, он рассказывает мне о своих детях, но я ничего не понимаю. Абу Салем хитрит и пытается схватить меня за колено.

После этого он еще немного молится, и мы забываем об этом событии.

Дни проходят, кто знает где. Вечером я спрашиваю себя: «Что ты сделал? Всякую ерунду. Думал ли ты о себе? Нет. Было слишком жарко.

Я приезжаю в лагерь на несколько недель и встречаю трех палестинских товарищей, которых знаю раньше. После смерти Абу Хани международное крыло распалось на разные политические направления. Отсутствие перспектив и скука охватили и здешних товарищей. В одиночестве лагеря они взяли себе товарища по играм: Самира, взрослого и непредсказуемого бабуина. Бывают дни, когда я остаюсь наедине с обезьяной. Его место — крытая веранда за домом. Сейчас она завалена надкушенными яблоками, бананами, овощами, хлебом, игрушками и обезьяньими фекалиями.