После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Гарри хоронит меня, как будто я только что покинула его: «Ну, девочка моя, где ты была все это время? Так ты теперь в RAF? Да, да, мы прочитали декларацию. Это было не очень умно, девочка. Это было не очень умно... Классовому врагу не обязательно знать все... Ну, как тебе нравится быть в RAF?

Совпадает вообще?»

Мы выпиваем по паре рюмок коньяка, чтобы отпраздновать. Затем я объясняю.

Я объясняю ситуацию и прошу его помочь нам с проблемой.

«Так, так, восемь человек... хм, хм, это довольно много, ну, посмотрим... Солидарность — наш первый долг ... Хм, хм... Да, кто мы такие, если не можем взять себя в руки!». Он стучит себя по коленям и меня сильно по плечу, снова наливает полные стаканы, отчего меня начинает тошнить. «Выпьем, товарищ, мы справимся, вот будет смеху-то...».

На следующий день я встречаю Хельмута, человека, который занимается фактами и цифрами. Сотрудник секретной службы с амбициями и настойчивостью, который всегда спрашивает немного больше того, что я готов ему рассказать. Чуть позже к нам присоединяется Гинтер, дипломат и политик, человек, который видит общую картину. Я говорю с ним о политической ситуации в молодых африканских странах. Он очень хорошо осведомлен и указывает на проблемы, с которыми приходится сталкиваться восьми европейцам, желающим жить в стране, которая только что стала независимой: Общие условия там нестабильны, контрреволюционные силы все еще сильны и активны, западные секретные службы работают там с максимальной интенсивностью и сохраняют свое влияние на всех уровнях. Восемь вещей рано или поздно привлекут их внимание.

Прочной безопасности для людей в Африке к югу от Сахары не будет». И после паузы: «А вы никогда не думали о том, чтобы привезти демобилизованных боевиков к нам?».

Я удивлен: «Нет, мы об этом не думали».

Мне сразу же нравится эта идея, и мне кажется, что такое решение сведет к минимуму все проблемы.

Я остаюсь в ГДР примерно на десять дней, ко мне внимательно и уважительно относятся как к гостю государства. Когда я возвращаюсь, уже заложен фундамент для отношений, которые еще никто не знает, как они будут развиваться и какое значение приобретут.

 

 

 

 

 

Глава тринадцатая