После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Только десять лет спустя, когда я готовился к суду по делу о покушении на убийство и изучал все материалы расследования, этот человек стал для меня реальной личностью, человеком из плоти и крови с историей жизни, который в краткий миг нашей встречи был обречен мной на существование в инвалидном кресле и теперь должен был каждый день отвоевывать жизнь заново. Только тогда я смог почувствовать глубокое сострадание, потому что ощутил близость к его судьбе как обделенного и зависимого человеческого существа.

Что касается меня, то после того дня в Париже мной овладела полная неуверенность. Я спасся, но какой ценой! Не было никаких сомнений в том, что я потерял всякий контроль над ходом событий и лишь позволил себе в панике дрейфовать в сторону катастрофического исхода. Даже до этого события я вел себя как частное лицо. Ошибиться было невозможно: Здесь я имел практический результат своего опустошенного внутреннего состояния, четкое выражение моей бессистемно дрейфующей нерешительности, которая теперь превратилась в безответственность. Я был полон стыда до кончиков волос. Что со мной стало? Не так давно я был центром доверия, ориентиром. Теперь я лежал, беспомощно брыкаясь на спине, как кафр, и не мог охватить ничего, кроме пустоты. Мой образ уже давно был разрушен, я отчаянно цеплялся за части труммера. Я не мог продолжать бороться в таком состоянии, но в то же время не хотел ни от чего отказываться, не мог представить себе ничего другого, кроме как быть подпольщиком.

Некоторое время я сидел дома, обуза для себя, знак вопроса для товарищей. Они были в Западной Германии, нападали на американские объекты.

 И снова я на много месяцев уезжаю в Йемен, чтобы найти себя.