После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

С момента моего ареста со мной обращались как с врагом государства, несмотря на то, что федеральная прокуратура правильно заявила, что я был лишь «на задворках группы Баадера-Майнхоф». Однако социал-демократическая судебная система Гамбурга пошла на большие расходы и усилия ради этой роли в кулуарах. После моего ареста постоянное охранное патрулирование тюрьмы было усилено десятью людьми и двадцатью сторожевыми собаками, а внешние стены тюрьмы Хольстенгласис были так освещены прожекторами, что было светло как днем. Законные власти оправдывали такие меры тем, что они должны были предотвратить мое освобождение с применением силы.

Директивы, изданные судьей по вопросам содержания под стражей, также означали, что после посещения моих адвокатов я должен был раздеться догола в присутствии двух надзирательниц, а затем подвергнуться личному досмотру. Во время этих действий я весь напрягся. Заставить меня раздеться должно было лишить меня достоинства и заставить подчиниться.

Я сосредоточился на том, чтобы сделать броню из своего лица, своей кожи, броню, которая отражала бы все их взгляды. Внешне я оставалась холодной и жесткой, а внутренне собирала все свои силы для самозащиты. Для женщин-надзирательниц в Гамбурге также было в новинку ежедневно проводить личный досмотр пнсонера. Некоторые из них стыдились и старались не смотреть на меня. Мне пришлось терпеть это унижение в течение нескольких недель, пока окружной суд не отменил это решение.

Уже через несколько дней после ареста я получил свою первую почту. Многие письма приходили от людей, которых я совсем не знал. Инцидент с удушением перед камерами на следующий день после моего ареста вызвал ожесточенные общественные дебаты о том, как далеко может зайти полиция, о нарушениях человеческого достоинства и конституционного верховенства закона. Во многих письмах люди свидетельствовали о своем возмущении и солидарности. Отдельные лица, адвокаты и группы выдвигали обвинения. Заместитель министра юстиции земли Северный Рейн — Вестфалия Ульрих Клуг назвал все произошедшее «жестоким актом полицейского насилия», и многие ему аплодировали. Один человек, работавший в порту Гамбурга, обвинил главного суперинтенданта в использовании «методов гестапо», за что через несколько месяцев был оштрафован за клевету. Я также получал письма, в которых люди выражали свое уважение к тем, кто начал вооруженную борьбу.