После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Когда меня вывели на первую прогулку по двору, мне сковали руки наручниками за спиной. Они сказали, что я жестокий и очень опасный, и что по этой причине на меня надевают наручники каждый раз, когда мне нужно выйти из камеры. Когда они открывали дверь камеры, их всегда сопровождал тюремный надзиратель-мужчина. Позже две женщины-надзирательницы должны были постоянно стоять перед дверью. Каждый день на 30 минут они выводили меня на крошечный треугольный дворик между внешней стеной и женским блоком, чтобы подышать свежим воздухом. Ходить нормально было невозможно, потому что, в какую бы сторону я ни пошла, я оказывалась прямо перед стеной. Вооруженные охранники окружали двор и следили за каждым моим шагом. Их я ненавидела больше всего. И их ненависть ко мне была осязаема.

Они заперли меня в камере в конце длинного коридора рядом с административным крылом. Камеры рядом с моей, а также камеры выше и ниже меня были пусты. Никому из других заключенных не разрешалось разговаривать со мной или вступать со мной в контакт. Прежде чем открыть дверь моей камеры, все остальные заключенные должны были исчезнуть из коридора.

В моей двери было отверстие размером с книгу с плотно закрытой решеткой. Через это отверстие за мной наблюдали 24 часа в сутки через нерегулярные промежутки времени: когда я бодрствовал или спал, когда читал, писал или думал о чем-то, когда делал гимнастику или сидел в туалете, когда грустил, злился или хотел плакать.

Я находился под огромным давлением, окруженный стенами, оружием, взглядами других людей, контролем. Я ожидал засады в любую минуту. Я потерял голос, остался только шепот. Раньше я часто стоял на пути самого себя, чувствовал себя неуверенным и нерешительным. Но теперь я обнаружил в себе огромную силу, о которой раньше не знал. Мне нужно было защитить себя, и я знала, что смогу это сделать.