После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Я чувствовал себя совершенно одинокой и не знала, как мне выбраться из этой дыры без чьей-либо помощи. После того как я перестал ждать, что Хольгеру придет в голову идея самому явиться в квартиру, я попросил его приехать. Я надеялся, что он поможет мне снова встать на ноги. Однако остальные отклонили мою просьбу, сказав, что Хольгер нужен куда более срочно в другом месте. Кроме того, они сказали, что я должен забыть о том, чтобы мои проблемы решал товарищ, с которым я был в постели. Я был возмущен, но ничего не сказал. Меня очень задел их ответ. Я не хотел, чтобы Хелгер был в моей постели, я хотела поговорить с ним. Я знала, что он имеет какое-то представление обо мне и моей ситуации. Он казался мне единственным, с кем я могла поговорить, подумать о том, что мне теперь делать.

Однако мое отчаяние было вызвано не только ситуацией, в которой я сейчас находился, розыском и чувством потерянности в этой квартире. Перестрелка во Франкфурте тоже давила на меня. Я не был готов стрелять в себя, но у меня было с собой оружие. Я не стрелял, но выстрелы падали из-за меня, и в меня стреляли. Все выстрелы были ужасными, невероятно жестокими. Эта сцена снова и снова проносилась в моей голове, и воспоминания о выстрелах парализовали меня еще больше каждый раз, когда я думал о них. Мне казалось, что товарищ направил свой пистолет на полицейских и разрядил весь магазин, пока тот не опустел. В своем шоке я действительно ничего не видел. Однако я знал, что никогда не смогу забыть эти кадры и пролетающие мимо пули.

Спустя почти четыре недели Ульрика пришла с сообщением: «Мы встречаемся в другой квартире. Ты тоже должна прийти, потому что мы хотим обсудить, что с тобой делать». Я пошла с кем-то, кто оказался в квартире, в ближайший торговый центр и купила платье, пальто, туфли и колготки. Встреча, о которой говорила Ульрика, состоялась 21 октября 1971 года и закончилась перестрелкой и моим арестом.

 

 

В тюрьме

 

23 октября 1971 года. Когда я проснулась на следующее утро после первой ночи в тюремной камере, в нише в стене горела маленькая лампа, излучавшая неприятный, холодный, голубоватый свет и защищенная проволочной марлей. С тех пор она горела там каждую ночь.

Перед сном у меня отобрали синюю тюремную форму и дали на ночь белую рубашку, которая была слишком короткой.