После отбоя

Точкин вздрогнул, проснулся, но не сразу сообразил, где находится, к счастливой доверчивой улыбке прибавилась наивная растерянность — он понял, что его голова лежала на плече девушки.

— Мара, я спал?

— Всего полчаса.

Он мгновенно вскочил, поднял шапку, потянулся к куртке.

— Боря, всего полчаса, — доказывала Мара, придерживая его за руку. — Товарищи просили не отпускать тебя, они закончат одни. И потом… мне так хотелось увидеть тебя спящим.

— Какие же они, спящие?

— Счастливые, блаженно улыбающиеся и бесконечно юные.

— А в жизни, значит, другие? — смущенно спросил он.

— Не знаю, Боря.

— Бежим, Мара, ребята бог знает что могут подумать, — спохватился Точкин.

— Мне некуда бежать, я останусь здесь до утра.

Борису стало совсем неловко. Он неуклюже пошутил, что не может оставить ее здесь, еще заснет, как некоторые, а кто-нибудь соблазнится спящей красавицей и украдет ее из бытовки.

— Мара, Марианночка, работы всего на час, потом я перехвачу попутную автомашину и доставлю тебя до дому.

3

Евгений Георгиевич Виноградский изнемогал от усталости, будто всю первую половину дня грузил мешки с цементом, едва дождался перерыва и, по давно заведенному правилу, удалился в комнату отдыха за кабинетом, лег на диван. Секретарша всем, кроме вышестоящих, будет отвечать по телефонам: «Евгений Георгиевич приедет через час».

Обычно Виноградский засыпал мгновенно и поднимался в установленное время с точностью плюс-минус пять минут, но сегодня выработанный годами рефлекс не сработал — Евгений Георгиевич не мог даже задремать. «Видно, по пословице: понедельник день тяжелый, — подумал он. — Пожалуй, и впрямь перебрал вчера у Магидова. Умеет, чертушка, потчевать. И еще хорошая черта у него: не говорить на семейных встречах о делах, о себе. Правильно. Я и сам догадлив, понимаю что к чему: удастся Андрею досрочно сдать корпус — его акции подпрыгнут вверх. Но вот жена Андрея начала меняться, и не к лучшему: весь вечер не разговаривала с мужем. Какая-то черная кошка пробежала между ними. Что ж, бывает, мужик он здоровый, видный».

И совсем некстати вспомнился Снегов: «Зарвался, зарвался отставной полковник, за последний месяц ни разу не прибыл по вызову в главк. То у него бюро горкома, то беседа с заезжими корреспондентами, искателями передового опыта, то свое совещание…» А за директором железобетонного приползла тень Скирдова. «Этот тоже фордыбачит. Эк устроил демонстрацию в кабинете, хлопнул дверью. Ладно, не таких рогатых обламывали».

Евгений Георгиевич поднялся, посмотрел в зеркало на помятое лицо, недовольно поморщился, прошел в кабинет, позвал секретаршу:

— Кофе!..

По дороге в главк Магидову пришла мысль: трехкратные повторения шахматных ходов приводят к ничьим. А сегодня произойдет именно тот случай: третий раз об одном и том же — о Скирдове, Иванчишине. И хотя вчерашний вечер с обильными тостами был своеобразной подготовкой к сегодняшней встрече, мысль о шахматных ничьих становилась навязчивой. Прошлый раз Главного наделили всей полнотой власти, а управляющий несколько дней пребывал как бы в подвешенном состоянии. Так почему же Магидов не только не упрочил своего лидерства, а вновь оказался в роли обиженного?

Магидов приказал шоферу повернуть в трест, буркнув в оправдание, что надо прихватить еще один материал.

Прямой телефон из главка не дал ему раздеться:

— Слушаю, Евгений Георгиевич!

— Что у тебя там за вакханалия? Я мучаюсь, добываю материалы, а ты не умеешь даже распорядиться ими. Немедленно ко мне!

Магидова не обескуражил срочный вызов, наоборот, обрадовал: не личная жалоба, а инициатива сверху. Упрекнут в медлительности? Попробуйте-ка что-то сделать, когда тебе ставят палки в колеса. Вот они, фотодокументы.

Андрей Ефимович без слов положил на стол Виноградского вчерашние снимки, страшные своей документальностью. Лицо первого заместителя главка наливалось гневом. Он привстал, тяжело оперся ладонями о стол, процедил сквозь зубы:

— Что это значит? Что это значит, я спрашиваю?!

Магидов понимал: отвечать сейчас бесполезно, надо дать выход негодованию, иначе его слова не будут услышаны.

— Столько сил, столько потрачено сил, чтобы добыть все это, а вы, разгильдяи, превратили в бой, в щебенку, разметали по обочинам. Что молчишь?!

Теперь Магидову уже нетрудно было указать ответственных лиц за этот бедлам. Корчат из себя военных стратегов, назначают комиссаров вместо того, чтобы задействовать диспетчерскую службу.

— А ты что делал?

— Я нахожусь под эгидой управляющего.

— Слушай, Магидов, появление на свет новорожденного ждут главк, министерство, руководство крайкома партии. Прояви наконец свой характер, ты когда-то умел это делать. Или уже разучился, ищешь чужую спину? Запомни, другого разговора на эту тему не будет. — Вернул уже от двери. — Что там с сортаментом металла?

— Подходит. Напрасно тебя тревожили.

— А все-таки?

— Не тот профиль: тяжелее и дороже, кому-то другому предназначался…