— Ей-богу, ничего страшного: ранки промыли какой-то жидкостью, очистили, осталось вырезать несколько лоскутков кожи и закрыть эти ранки. Вот и все. Я баскетболист, привык к травмам. Тяжелее другое: как оценят происшедшее в бригаде, в стройуправлении?
— Что значит как?! — возмутилась Юля. — Ты жертвовал собой, совершил подвиг…
— Давай без громких слов, Юля. Это можно представить и как легкую травму, и как ЧП. Знаешь, что такое ЧП в армии? Лишение всего подразделения звания отличного, политическое донесение в вышестоящий орган, наказание виновных… А главное, ни за что пострадает Мара.
Юля, не попрощавшись, вышла из палаты…
Трест лихорадило. Иногда наплывало решение на решение, частенько срывались планерки, переносились заседания парткома, менялись их повестки дня, Все объяснялось штурмом пускового, который требовал не только дней, но и ночей. Пожалуй, спокойнее других держался Иванчишин: после зубодробительного разноса Главный перестал бывать в девятом стройуправлении. Леша отвечал взаимностью. И работа на его участках пошла спокойнее, если не считать злостных выпадов погоды. Эта, пусть даже относительная, самостоятельность повысила ответственность не только руководителей управления, бригадиров, а и рабочих. Стали изыскивать дополнительные резервы в экономии материалов, повышении результатов труда каждого и, что особенно дорого, политически осмысливать силу взаимодействия, взаимопонимания с другими подразделениями, смежниками. Результаты сказались неожиданно быстро: все бригады, за исключением бетонщиков, вошли в переуплотненный график.
В целом же стройка, как океанский лайнер, раскачивалась на мертвой зыби — последствия штурмовщины; на большинстве участков чувствовались перегрев, аритмия.
Управляющий трестом назначил срочное совещание командиров производства.
На сей раз секретарша управляющего не узнавала строителей — молчаливые, угрюмые, в рабочей одежде, некоторые не бриты, только табачный дым в приемной был густ по-прежнему. Никто не интересовался, какие вопросы вынесут на обсуждение, кому сегодня будут «мылить холку». Да и что можно прибавить к уже сказанному и пересказанному в этом кабинете?
Леша пытался угадать по лицам, взглядам, движениям о настроении большой тройки. Скирдов спокоен, нетороплив, деловит, на столе сводка диспетчерского отдела, за спиной на стене угловатая, как баба-яга, кривая о выполнении производственного плана треста. Он дружелюбно кивал входящим, терпеливо ждал, пока все рассядутся. Магидов сидел на первом стуле за длинным столом для крупных совещаний — угрюмый, непроницаемый, с тщательно прилизанными волосами на висках. Секретарь парткома Таранов устроился за приставным столиком Скирдова, озабоченно листал блокнот, делал пометки.
— О состоянии дел на пусковом распространяться не буду, — спокойно начал Скирдов, — вы лучше меня знаете, а кто не полностью осведомлен — вот кривая наших скачков для наглядности, — кивнул он на диаграмму за своей спиной. — Давайте решать, будем дальше скакать по этим ухабам или выходить в люди? Вам слово, Андрей Ефимович.
Магидов встал, метнул взглядом поверх голов присутствующих, напряг голос:
— Благодаря заботам главка, у нас сейчас есть все для завершения встречного плана. Дело за нами, за нашим умением, организованностью и дисциплиной. Я подчеркиваю: и дисциплиной! Именно эта препона встала на нашем пути, угрожает срывом строительного плана и, не побоюсь сказать, разложением трудового коллектива, да, разложением!..
— Андрей Ефимович, может, конкретизируете? — подсказал управляющий.
— Я уже неоднократно отмечал нарушение плановой дисциплины стройуправлениями, недопустимую самодеятельность вроде специализированных бригад…
— За ними будущее, — решительно сказал Скирдов.
— Заглядывая в будущее, не следует забывать о настоящем.
— Вот-вот, давайте ближе к настоящему.
— Пожалуйста. В девятом управлении пьянствует, бездельничает бригадир Колотов. Дошло до того, что коллективные пьянки устраиваются на строительной площадке, средь бела дня. Та же история у бригадира Чупрунова: монтажники днями простаивают из-за пьянства электросварщика. В бригаде кровельщиков из-за преступного нарушения техники безопасности произошло чрезвычайное происшествие, кровельщик Ветров лежит в больнице. Но не пытайтесь узнать об этом от Иванчишина — круговая порука, семейственность. Я крайне удивлен, товарищ секретарь парткома, что присужденное в свое время крайкомом переходящее Красное знамя все еще находится в девятом строительном управлении.
Леша резко поднялся и направился к двери. Управляющий остановил его:
— Товарищ Иванчишин, вернитесь. Кстати, это заезженный режиссерский штамп выражения протеста: уйти и хлопнуть дверью. На себе испробовал.
Леша повиновался, сел, посмотрел на окружающих: одобряют или осуждают его? Трудно определить. Одно бросалось в глаза: инертность, усталость как рукой сняло. То, что касалось его, Иванчишина, видно, задело всех. Юра Носов посоветовал:
— Вы хоть бы пьяницу электросварщика не приписывали Иванчишину, это из моего управления.