После отбоя

— Напрасно. Я специально послал вас на этот взвод. Сержант Воинов с высшим образованием, завидный службист, в хорошем понимании этого слова, опытный пропагандист, выступает в батальоне с лекциями по педагогике, психологии. Я могу поменять вас ролями: добиться присвоения офицерского звания сержанту Воинову, назначить его командиром взвода, а вас разжаловать и оставить в этом взводе рядовым. Если эта перспектива вас устраивает — скажите. Только не сегодня, подумайте денек, два. А сейчас — свободны.

Вышел от комбата разбитым, обессиленным. На спортивной площадке сержант Воинов занимался с моим взводом физической подготовкой. Чтобы никому не показываться, через хозяйственный двор вышел из военного городка, направился к поселку.

Миновал его, спустился к речке, сел на травянистый берег, затянутый молодой порослью ивняка, обхватил голову руками: что делать? Если бы командир батальона обрушил на меня самые жестокие кары, я вгорячах подтвердил бы свое желание уйти из армии, возможно, нагрубил бы, чтобы ускорить развязку. Но он лишь намекнул на возможные последствия и предоставил мне самому избрать меру наказания.

Голова раскалывалась от боли. Я оперся о камень, собрался опустить голову в холодную ключевую воду, когда увидел подходившего ко мне сержанта Воинова. Не удивился. Все закономерно: теперь будут следить за каждым моим шагом, особенно в сторону поселка.

— Сергей, кто тебя послал? — впервые обратился я к нему по имени.

— У меня своя голова на плечах, — уклончиво ответил он.

— Твоя голова высоко ценится, — сказал я, вспомнив разговор с комбатом, и с силой вдавил носком сапога камешек в песок.

Сержант ничего не ответил, нашел свой камешек и тоже начал играть с ним. Потом обоим надоело это занятие, я по возможности хладнокровно спросил:

— Какого ты мнения обо мне?

— Тут двух мнений быть не может. Жаль, что солдаты думают о вас хуже, чем я: «Лоботряс! Государство дало ему возможность четырнадцать лет учиться, получить высшее образование, а он пренебрегает законами этого государства».

— Тебе добавить нечего?

— Добавлю. Вы штудировали историю, философию, состояли в комсомольской организации, наверняка произносили высокопарные слова о долге, преданности Родине, а вышли из института с пустой душой, мысли о собственной персоне вытеснили все остальное…

— Гуще нельзя?

— Готов извиниться, если ошибся. — Он поднялся. — Мне пора к своим солдатам. А вы в поселок? — с нескрываемой горечью спросил сержант.

До военного городка шли молча, только перед офицерским общежитием я вновь спросил Воинова:

— А все-таки, кто тебя послал за мной?

— Никто, — подтвердил сержант. И недружелюбно попрощался: — Счастливо оставаться!

Командир батальона майор Веденин, должно быть, решился на последнюю попытку переломить мое отношение к армейской службе. Вызвал к себе в канцелярию, деликатно предложил сесть, а сам вышел: дескать, размышляй, младший лейтенант, какими дисциплинарными правами наделен комбат. А есть начальство повыше. Есть еще офицерский суд чести, государственный закон о прохождении воинской службы. И над этим подумай.

Часто звонил телефон, я от каждого звонка вздрагивал, так напряглись мои нервы. В голове смятение, я уже перестал различать, где сильнее звон — в настольном телефоне или в моих ушах.

Наконец в коридоре послышались шаги комбата, их ни с чьими другими не спутаешь. Открылась дверь, я резко поднялся.

— Сидите! — разрешил комбат и долго, пытливо вглядывался в мои глаза. — Подумали? — напомнил он о предыдущем разговоре. И, не дождавшись ответа, начал сам: — Товарищ Князев, ваш помощник, сержант Воинов, назначается исполняющим обязанности начальника клуба части. С его уходом на вас возлагается проведение политических занятий, оказание помощи секретарю комсомольской организации, проведение всех культурно-просветительных мероприятий в подразделении. И еще: к вам переводятся два недисциплинированных солдата из хозвзвода, возьмите их под особый контроль, они должны стать хорошими саперами, вровень с вашими подчиненными.

…На осенней проверке взвод подтвердил прошлогоднее звание отличного, а я все еще вглядывался в глаза подчиненных — верят ли они в чистоту моих изменившихся взглядов на жизнь, на отношение к делу, или где-то в кристалликах этих пытливых глаз все еще таится недоверие: а не конъюнктурные ли соображения, не боязнь ли за свою карьеру припугнули тебя, младший лейтенант Князев?..

Прошлое уже, а я до сих пор не могу спокойно думать о нем, комом в груди запеклись воспоминания о том времени. А накануне встречи с бывшими саперами так разволновался, что Лиза, жена, отпаивала меня валерьянкой, а ночью сидела у кровати, как около больного, успокаивала, упрашивала заснуть хоть на несколько минут, потом ругала:

— Я считала тебя серьезным, волевым человеком, а ты раскис, как плаксивая девчонка.

Ничто не помогло, ночь была мучительной, нескончаемой…

Солдатские посиделки