После пламени. Сборник

Больно. Но даже сквозь боль понимаешь, что перевязан основательно, да и вообще, похоже, подлечен не только травами… Неужели он лечил меня — сам?!

Зачем?! Не понимаю.

Зачем ему понадобилось оставлять меня в живых? Ради былой дружбы? — не верится! Тогда — почему я здесь? Почему не в подвале?

Я отвлекся от созерцания стены и ещё раз огляделся. Это был небольшой покой с довольно высоким потолком. Окно ничем не забрано, морозный ветер заносил редкие снежинки… я люблю холод, он знает это.

Что, он учитывает такие мелочи?! Ради чего?!

Я лежал на тёплых и мягких шкурах, сверху на мне было такое же одеяло. Уютно… дома я себе такой роскоши не позволял.

Мне было плохо. Не от ран даже, а от сознания того, что тот, кого я звал другом, не решаясь повторить за ним слово «брат», тот, кто для меня навсегда остался в прошлом, тот… он именно так и всё и сделал бы, доведись ему выхаживать меня.

Но его — нету! Нету, нету, НЕ-Е-ЕТУ!!!

Хватит вспоминать о прошлом. Всё это сделал Враг! Враг, который неизвестно чего хочет от меня! Враг, словам которого о том, что я «не пленник», верить нельзя.

Кстати.

А вот и выясним, насколько я «не пленник».

Так, надо встать. До двери недалеко, по дороге не упаду.

Вот она. Сейчас… только голова перестанет кружиться. Теперь — распахнуть.

Странно. Действительно — не заперта.

Орки. Двое. Эк вытаращились… Что, не ожидали, что я способен встать?

«Передайте Мелькору, что я хочу его видеть».

Странно. Потопал по лестнице, даже слова не сказал.

Я врал. Я совершенно не хотел видеть Мелькора. Но мне надо было проверить, что будет, если я позову его.

Неужели — придёт?!

Оставшийся орк теперь смотрел на меня совершенно равнодушно, и я решил проверить границы своей свободы. Я вышел из дверей, слегка прошёлся по коридору, подошёл к лестнице. Ужасно хотелось спуститься или подняться… но я понимал: нет сил. Что будет, если я упаду? Орк бросится меня поднимать?! Спа-асибо, ничего не скажешь. Или я так и останусь лежать, пока сам не доползу к двери или пока добрый Мелькор ни явится?!

Посмотрев на лестницу, как голодный на кусок хлеба, я медленно вернулся к себе. Меня не шатало, я не держался за стену — при орке-то! Нет, я не покажу ему моей слабости!

Уф… теперь никто меня не видит. Что ж, понятно, отчего дверь не заперта,— далеко мне не уйти.

Раны держат меня надежнее засова.

Я подошел к окну, рухнул грудью на подоконник. Окно было на север… ветер играл со снегом в звёздном свете… почти как дома…

Мы тогда бродили по этим снегам, и говорили обо всём от Сотворения Мира, и у нас было то, чем я дорожил превыше всего — у нас была дружба. Дружба и взаимопонимание. Наши мысли сходились безо всякого осанвэ.

Хватит! Забудь! Он убил отца! Кем бы он ни был — теперь он Враг!

Враг, враг, враг, враг, враг, ВРА-А-А-АГ!!!

2

Я всё-таки спас его. Не хотел, не собирался, но — спас. Того, кто без малого пять десятков аманских лет был моим единственным другом. Того, кого я сам когда-то назвал — братом. Того, кто предал меня.

Тогда я был уверен в нём, как в самом себе. Мы понимали друг друга без слов, и очень быстро наловчились водить за нос тех, кто пытался следить за нами. Для нас это стало почти игрой, и мы смеялись над неуклюжестью соглядатаев Манвэ. Или — это я смеялся? А он — он, оказывается, так и не смог сделать выбор. Но мне тогда это даже в голову не приходило, слишком уж мы были похожи. Я безумно устал от одиночества, я изводился от бездействия, я был окружён врагами. И вдруг появился тот, кто не испытывал ко мне ненависти. Не боялся. Доверял. Друг. Брат. Не последователь, не ученик, не слуга. Равный. Это было ново. Это было слишком необходимо мне. И я — я! — словно ослеп.

Дорого же обошлась мне эта доверчивость! Всё висело на волоске, времени было в обрез, я знал, что меня вот-вот схватят. И я пришёл к нему, ни на мгновение не усомнившись, что он готов отправиться со мной куда угодно, что я твёрдо могу рассчитывать на его помощь. Даже если оставить в стороне дружбу — разве я не кинулся спасать ему жизнь тогда, в Арамане? Рискуя не только собой — судьбой соратников. Теперь мне стыдно вспомнить об этом.

«Я не могу воевать против Валар,— сказал он мне.— Манвэ, Ауле и Оромэ учили меня, и я не враг им. А если я открыто выступлю на твоей стороне, новой войны Стихий точно не миновать».

Я подумал сперва, что слова Феанора были предназначены для чужих ушей — нас часто пытались подслушивать. Я не мог поверить, что это — всерьёз. Но он повторил то же самое мысленно. Тогда я попросил дать мне хотя бы Камни — я не мог допустить, чтобы они попали в руки моих врагов. И они были мне необходимы в Эндорэ, Пламенный знал это. Но он отказался… и тогда я не стал больше говорить с ним. Я просто ушёл. Один.

Он предал меня — у меня не было больше причин щадить его. Нет, не так. Я хотел причинить ему боль. Ударить как можно сильнее. Хотел, чтобы он почувствовал то же, что и я. Я мог оставить Финвэ в живых — что сделал бы мне этот дурачок? Но как раз в тот момент я — вспомнил. И не сдержал руку.