После поцелуя (ЛП)

Долго ругаясь вполголоса, Салливан добрался до своего коттеджа. Он почти ожидал, что дверь дома будет распахнута настежь, а конюшня сожжена дотла, но снаружи все выглядело так же, как и всегда. Подъехав к конюшне, он спешился и перебросил поводья Париса через голову мерина.

– Мистер Уоринг! Слава Богу! – Сэмюэл вышел из здания и крепко обнял его за плечи. – Я знал, что эти судьи придут в себя и освободят вас!

– Сэмюэл, – ответил Салливан, избавившись от объятий конюха так быстро, как только смог. Когда другие его работники начали выходить из конюшни, все с выражением облегчения на лице, он отгородился от них Парисом и начал снимать седло с мерина. – Я здесь и надеюсь, что с этим идиотизмом покончено. – Конечно же, они рады его видеть; без него им пришлось бы искать другую работу. – Вероятно, моей репутации нанесен некоторый ущерб, так что давайте снимем всех лошадей с аукциона…

– Всех лошадей? – повторил, нахмурившись, его главный конюх, МакКрей. – Но это же полдюжины кобыл и два…

– Вместо обычной партии я собираюсь выставить на торги Гектора. Винсент, тебе нужно отправиться к лорду Эсквилу и забрать его. Это на неделю раньше, чем прописано в нашем племенном контракте, но я хорошо заплачу ему за разницу плюс дам еще пять процентов от продажной цены Гектора.

Винсент кивнул и направился в конюшню.

– Уже еду, мистер Уоринг.

– Гектора? – МакКрей нахмурился еще сильнее. – Как племенной жеребец для вас он стоит больше, чем вы сможете когда-либо выручить, продав его.

– Я знаю это, Джон. Но он также поспособствует пробуждению огромного интереса. Я хочу, чтобы все настойчиво добивались его, а те, кто не выиграет аукцион, оказались чертовски завистливыми. Тогда, на следующем аукционе, мы посмотрим, кто считает себя слишком правильным, чтобы иметь со мной дело.

МакКрей кивнул.

– Согласен. Я напишу новый список и отвезу его в Таттерсоллз.

– Сделай это. Холиуэл, позаботься о Парисе, хорошо? Мне нужно помыться и переодеться. – И ему хотелось увидеть, что внутри его дома, но чем меньше его работники знают о его настоящих делах, тем лучше для них.

– Миссис Ховард едва не упала замертво, когда увидела, что Боу-стрит сделало с вашими вещами, мистер Уоринг, – произнес Холиуэл, когда взял поводья Париса, чтобы завести мерина в конюшню. – Ничуть не помогло и то, что лорд Брэмуэлл Джонс заявился с утра пораньше и приказал ей перестать суетиться и идти домой.

– Сейчас она здесь?

– Ага. Она вернулась совсем недавно. Подметала кучу разбитой посуды, когда я в последний раз видел ее.

– Спасибо.

Когда Салливан направился к маленькому коттеджу, то больше всего ему хотелось провести несколько мгновений в одиночестве, чтобы подумать – или не думать, так как от всплывающих в памяти лица, поцелуев и голоса Изабель у него ныло в груди и перехватывало горло. В гостиной он остановился. На полу лежали разбросанные клочки и разбитые осколки его жизни. Стены по большей части были голыми, а подушки для сиденья оказались разодранными, перья и вата, словно снег, устилали пол.

– О, мистер Уоринг, – заголосила, повернувшись, миссис Ховард, сметавшая перья с приставного столика, – вы живы! Я думала, что они могут сразу повесить вас, и тогда какая польза была бы от того, что выяснилось, что этот треклятый лорд Тилден причинил вам зло?

– Благодарю вас, миссис Ховард, – Салливан отмахнулся от пухлой женщины, а затем остановился у подножия лестницы. – Миссис Ховард, я сам позабочусь об этом. Возьмите выходной на остаток дня. И на завтра тоже. С полной оплатой.

– Но здесь такой беспорядок, мистер Уоринг. Как вы…

– Я позабочусь об этом.

Она медленно опустила тряпку.

– Что ж, хорошо, сэр. Я поставила в печь жаркое в надежде, что вы будете живы и вернетесь к нам вовремя, чтобы съесть его.

– Очень любезно с вашей стороны. Увидимся послезавтра.

– Да, мистер Уоринг.

Из маленькой спальни он прислушивался до тех пор, пока не услышал, что экономка ушла. Слава Богу. Если еще один человек скажет ему, как ужасно, что его обвинили в кражах, и он точно кого-нибудь ударит.

Пока он стоял там, Салливан осознал, что он воняет. От него пахло тюрьмой, какими-то неописуемыми запахами, которые невозможно было спутать с чем-то еще. Нахмурившись, он стянул жилет, рубашку и сапоги, а затем спустился вниз и вышел на улицу, чтобы наполнить водой ведро. Стоя у колодца, Салливан опрокинул его себе на голову. Господи, как холодно. Он сделал это снова. И еще раз.

Когда Салливан выпрямился, тряхнув головой, чтобы убрать с глаз мокрые волосы, он внезапно забыл о холоде и влажности. Она была здесь, сидела на лошади и смотрела на него с другого конца двора. Изабель.

Глава 25

– Дуглас, ступай, поговори с конюхами, – проговорила Изабель, не сводя глаз с Салливана.

Вода медленно стекала ручейками по его обнаженной груди. Влажный, скользкий и восхитительный. У нее пересохло во рту.

– Никуда я не пойду, – воскликнул ее брат.