После прочтения уничтожить

 Наверное, некоторые, постарше, заслушивая доклады коллег о безупречной кимирсеновской теории укрупнения хозяйств и выжигания чуждой народу безответственности, восполняли вполне понятный голод, ностальгию по политической эзотерике, ничего ведь подобного не слышали со времен отмены парт.собраний, полит.информаций и прочего принудительного просвещения по-советски. Молодежь же возбуждалась оттого, что вокруг неё реально воспроизводилась шпиономанская лексика, вассальные обряды и гипнотическая визуальность того страшного, манящего, садистского «сталинского стиля», которым кормит нас злопамятное телевидение второй десяток лет.

 Соблюдались основные условия садо-мазо: добровольность мучений, их реальный, долгий, но не травматический, а скорее моральный, характер, возможность всегда, при помощи сигнального слова, превратиться из раба в доминатора и наоборот: любой желающий мог, по предварительной договоренности, прочитать перед членами Общества доклад любой длины. Вслед за эмалевыми значками вождей, приколотыми к строгим черным костюмам, особым шиком на собраниях стало появление в военном френче народной армии КНДР, «как у самого Кима», другие атрибуты «милитари-чучхе» — локальная мода, существующая только в данное время и в данном месте. Ну чем не Torture Garden? Если кто не знает — известнейший международный бондаж-садо-мазо-клуб.

 Что меня самого там держало? Чем лично для меня была Северная Корея? Вывернутым наизнанку диснейлендом т.е. мифической и герметично закрытой вселенной, ни на грамм не тронутой капиталистическим тлением. К тому же изучать идеи чучхе довольно просто. Их, вообще-то, всего три:

 1. Всегда опираться исключительно на собственные силы.

 2. Поклоняться своему народу, как небу.

 3. Партия — это мать народа, а вождь — его отец.

Остальное, изучаемое нашим Обществом, воспринималось скорее как обязательная для заучивания сумма словесных кодов, вращающихся вокруг этой троицы. Ключ к этим кодам нам не дан. Однако сами три вышеназванные константы воплощали для меня зеркальную противоположность либеральному мировоззрению. И опора на собственные силы тут отнюдь не в смысле социальной автономии отдельной личности, но в смысле средневековой автаркии, самодостаточности государства-ордена. И народ, с либеральной точки зрения, частенько ошибается, выбирая себе на голову антигуманных тиранов, где уж тут ему поклоняться. Да и матерей-отцов (партий-вождей) народных при парламентаризме многовато, Содом и Гоморра, прямо, какие-то получаются.

 Помимо докладов с их заранее отрепетированным живым обсуждением заседания наши предполагали просмотр незабываемых документальных фильмов о праздниках и буднях борющегося народа. Особое впечатление вызвало видео «Год траура в память о смерти любимого вождя и дорогого руководителя». Сотни бьющихся у мавзолея в детской истерике офицеров при всем параде, дружно рыдающие цехами у станков ткачихи и глянцевые от слез комсомольские организации, еле держащие транспаранты. Вой миллионов людей, заводских сирен и клаксонов машин. Перехватывает дыхание.

 В неофициальной части, за щедро накрытым столом, демонстрирующим поразительное разнообразие корейской кухни, общение с посольскими товарищами, учитывая их особое, чучхейское, представление о фонетике русской речи, превращалось скорее даже в пантомиму, нежели в занимательную игру «угадай слово». Однажды, кто-то из уже раскрасневшихся дипломатов, решил сделать нам приятное, поднялся и с фужером в руке долго, громко и гортанно шумел, подмяукивая и подсвистывая себе, то и дело воздевал глаза к небу. Мы слушали, обмерев, но только самые проницательные уловили в середине заклинания слово «скрыпит». Потом секретарь Общества шепнул мне на ухо: товарищ декламировал стихотворение Лермонтова «Парус», в Сев.Корее его в школе, прямо по-русски проходят. «Скрыпит», следовательно, мачта.