После развода. Вернуть жену

— Привет, — говорю сухим безжизненным голосом, пытаясь мысленно понять, сколько у Алика времени, но я не в состоянии думать о таких мелочах.

Мне нужен его голос. Чей-то родной голос рядом, чтобы не сойти с ума.

— Эля, что случилось? — он сразу же включается в разговор, и я выдыхаю с облегчением, наконец получив то, что хотела.

— Сегодня был тяжелый день. Мы с Демидом встречались с врачом Сони. Она рассказала о лечении, предстоит много анализов и процедур, — рассказываю механическим голосом.

— Какие прогнозы? — спрашивает Алик обеспокоенно, и это берет за душу.

Он, мягко говоря, не любит своего бывшего друга, но волнуется за его дочь. Алик любит детей. И действительно, он мог бы стать прекрасным отцом и мужем, но почему-то один. Неужели мама права и он испытывает ко мне совсем не дружеские чувства?

— Прогнозов здесь никто не дает, но мы верим в лучшее.

— Сколько ты пробудешь там? Хотя бы это ты можешь сказать? — спрашивает Алик несколько нервно.

— Я не знаю. Даже примерно не могу предположить, но я останусь настолько, насколько нужно.

К счастью, Алик больше не давит на меня и не говорит о том, что я не должна была ехать в Израиль. Он уважает мое решение и принимает его. Мы еще немного говорим о том, как здесь устроились, о Димочке и его няне, а потом я спрашиваю словно невзначай:

— Алик, твоя мама сказала кое-что о тебе.

Он молчит, я чувствую напряжение даже через трубку, слышу его тяжелое дыхание, будто бы он рядом. Сиплым голосом он спрашивает, что я имею в виду.

— Твоя мама сказала моей, что ты влюблен в меня, — говорю тихо и тут же прикусываю губу, невыносимо краснея от стыда.

Ужасно неловкая ситуация. Крайне смущающая. Я бы никогда не спросила его об этом, если бы не преграда между нами в виде расстояния. Не смогла бы задать это вопрос прямо в глаза. Я и сейчас дико жалею о сказанном. Зачем, зачем я спросила?!

— Эля, давай мы поговорим об этом, когда ты вернешься. Я кладу трубку, иначе ты разоришься из-за этого разговора. Не звони, лучше пиши мне.

Он кладет трубку, а я, нажав отбой, автоматически отпираю дверь, но еще не выхожу. Долго смотрю в пространство, не видя и не слыша ничего. В голове нарастает гул, я чувствую странную вялость в мышцах. Пытаюсь поднять руку, но не могу, не в состоянии, а когда опираюсь на ванную, ноги скользят и расползаются. Шатаюсь будто пьяная, видя перед глазами мелькающие мушки. Они кружатся, кружатся, а потом все вокруг темнеет, и я падаю во тьму.

Демид

— Папочка, а вы можете вместе с мамой со мной в палате поспать? — спрашивает моя сладкая девочка, глядя прямо в глаза и так умильно и жалобно улыбаясь.

Она у меня такая смелая, сильная, слушала внимательно, когда медсестра рассказывала о порядках больницы, не перебивала и не задавала ненужных вопросов. Самая умная девочка на свете.

Один из родителей может оставаться с ребенком круглосуточно, поэтому я решил, что первую ночь с Соней проведу я. Но дочка хочет маму. Как бы она ни любила меня, никто не смог заменить в сердечке Сони мою бывшую жену.

— Вместе не получится, у мамы… — спотыкаюсь на этом слове, опускаю голову, впиваясь взглядом в сжатые кулаки, а потом разжимаю их и вскидываю взгляд. — Придется немного потерпеть. Она с ребенком. Малышу нельзя в больницу.

— Я хочу поиграть с Бусей, — улыбается дочка, а я любуюсь ямочками на ее щеках. — Он такой милый пупсик.

От каждой фразы сдавливает грудь, ведь Соня постоянно говорит о том будущем, которое в нашем случае невозможно.

— Обязательно поиграете, а сейчас тебе надо спать. Завтра рано вставать, сдавать кровь.

Маленькое личико морщится от испуга, губа дрожит, и я спешу заверить дочку, что буду рядом и она не останется одна во время процедур. Объясняю ей, как будет проходить ее пребывание в клинике, и спустя некоторое время она наконец успокаивается.

Пользуясь тем, что малышка спит, везу Элю домой с целью принять душ и переодеться, а также захватить некоторые вещи с собой в клинику.

Однако бывшая жена первая проскальзывает в ванную и торчит там уже добрых полчаса, а мне нужно еще купить себе по дороге что-нибудь поесть, так как днем было не до этого. Не хочу есть тут, на кухне как раз няня с ребенком, а я видеть его не могу. Каждый раз нутро обжигает, словно кислотой и бесполезно говорить себе, что ребенок не виноват. Он олицетворение того, о чем я мечтал и так и не получил.

Потеряв терпение, подхожу к ванной и стучу дверь. Нет ответа. Прислушиваюсь и, поняв, что шума воды нет, решаю, что Эля уже вышла, но, войдя внутрь, обескураженно замираю, видя, что она лежит на полу, замотанная в полотенце, которое задралось, обнажая ее тело, и похоже, потеряла сознание.

Страх жестко хватает за горло и перекрывает доступ кислорода.

— Эля? — быстро оказавшись на корточках, слегка тормошу ее.