С 235 года и до бесславного заката Западной Римской империи лишь несколько десятилетий обошлись без гражданских войн. Прежняя система власти отказала, с ее разрушением империя пошла вразнос и на время практически распалась, прекратила существование как единое государство. Этот распад похоронил Римскую империю вместе со знакомыми нам символами — мудрым сенатом, блистательными легионами и чеканной классической латынью.
Смута началась, когда центр власти «переехал» в императорские полевые ставки. Оказалось, что сенат и заседающие в нем военные и аристократы исключены из системы пожалований и принятия решений. Кто бы ни занимал трон, число недовольных не уменьшалось, и всегда находились те, кто вынашивал мысль об узурпации или как минимум о перевороте, после которого заговорщик или группа таковых могла бы занять более выгодные позиции.
Прежде невозможно было представить, чтобы претенденты на императорский трон происходили не из старой сенаторской элиты, а из сословия всадников (как Макрин или Максимин), или оказались незаконными детьми (как Элагабал), или уроженцами провинций, да еще варварского происхождения (как множество «солдатских императоров», включая самого Диоклетиана). Теперь на высший пост рассчитывали куда больше людей, располагавших деньгами и/или войсками, готовыми сражаться за своего командира.
Разразилась череда гражданских войн. Потери, людские и имущественные, были огромны, но еще страшнее оказалась всеобщая деморализация населения.
Замечательный русский историк-антиковед Михаил Ростовцев в изданном в эмиграции труде «Общество и экономика Римской империи» (1931) рисует удручающую картину внутреннего распада: