После «Структуры научных революций»

Я буду предполагать, хотя бы для данного случая, что вы уже отказались от понятия внешнего мира (к которому все теснее приближается наука), не зависящего от практики конкретных наук, изучающих его. Как только вы сделали это, пусть лишь в своем воображении, сразу встает вопрос: тогда что, если не состязание с внешней реальностью, является целью научного исследования? Допускаю, это требует дальнейших размышлений, однако ответ на этот вопрос, данный в «Структуре», все еще представляется мне верным: осознают или не осознают это отдельные ученые, их готовят для решения сложных головоломок – инструментальных, теоретических, логических или математических, – возникающих в процессе соотнесения их феноменального мира с убеждениями их сообщества относительно него. Именно для этого их готовят, за это их награждают и на это они тратят большую часть своей профессиональной жизни.

Огромная привлекательность такой деятельности, которая со стороны может показаться манией, достаточна, чтобы ею удовлетвориться. Для тех, кто погружен в нее, не нужны иные цели, хотя отдельные индивиды могут иметь и другие стремления.

Но если так, стандартный набор критериев рациональности для оценки научных убеждений очевиден. Тщательность, точность, сфера применимости, простота, плодотворность, непротиворечивость и т. п. как раз и есть критерии, которыми руководствуются, когда принимают решение о том, была ли решена данная головоломка, связанная с отношениями между феноменами и убеждениями. Эти критерии не обязательно должны быть удовлетворены все сразу, однако именно их выполнение определяет, решена головоломка или нет.

Ученые вознаграждаются за максимизацию точности, с какой они применяются, и за увеличение области их применения. Выбрать закон или теорию, меньше удовлетворяющие этим критериям, чем конкурент, было бы самоубийством, и такого рода действие было бы явным проявлением иррациональности [207] . Использование критериев, отказ от которых был бы иррациональным, подготовленными специалистами служит основой для оценки научной работы в течение длительных периодов лексической стабильности, а также для механизмов, которые в периоды напряжения приводят к росту специализации и лексическим изменениям.

Продолжающийся процесс развития приводит к тому, что примеры, на которых ученые учатся распознавать точность, простоту, сферу охвата и т. п., изменяются как в отдельной области, так и в отношениях между ними. Однако критерии, иллюстрируемые этими примерами, сами по себе остаются устойчивыми, поскольку их устранение привело бы к исчезновению самой науки и научного знания.

Решение головоломок постоянно сталкивает ученых с вопросами политики и власти, встающими как внутри конкретной области, так и между разными областями, а также между наукой и внешней культурой. Однако в эволюции человеческих практик взаимные интересы регулировались с самого начала. Последующее развитие привело не к субординации интересов, а к специализации функций разных практик.

Решение головоломок представляет собой одно из семейств практик, которые возникли в ходе этого развития и предназначены для производства знания о природе. Тот, кто провозглашает, что побуждаемую интересом практику нельзя считать рациональным стремлением к познанию, совершает глубокую и чреватую последствиями ошибку.

Часть 3 Беседы с Томасом С. Куном

Аристид Балтас, Костас Гавроглу, Василики Кинди