После «Структуры научных революций»

Этими заученными отношениями сходства – несходства мы пользуемся каждый день, они не вызывают у нас проблем, хотя часто мы не способны указать характеристики, которыми пользуемся при установлении сходств и различий. Таким образом, они предшествуют тому набору критериев, который, будучи выражен в символическом обобщении, позволил бы нам дать определения нашим терминам.

Скорее всего они являются элементами обусловленного языком способа нашего видения мира. Пока мы не овладели ими, мы вообще не способны видеть мир.

За более спокойным и тщательным рассмотрением этого аспекта параллели между языком и теорий я должен отослать читателя к цитированной выше статье, из которой взята большая часть включенных сюда абзацев. Однако прежде чем возвратиться к проблеме выбора теории, я должен сформулировать тезис, для защиты которого первоначально предназначалась эта статья.

Когда я говорю о совместном изучении языка и природы посредством остенсии, в частности когда я говорю о приобретении умения объединять в группы объекты восприятия по их сходству, не отвечая при этом на вопрос: «Сходству в каком отношении?» – я не имею в виду мистический процесс, называемый «интуицией» или как-либо еще. Напротив, подразумеваемый мною процесс можно смоделировать на компьютере и благодаря этому сравнить с более известными способами обучения, использующими критерии, а не отношения сходства.

В настоящее время я нахожусь на начальной стадии такого сравнения, надеясь, помимо прочего, раскрыть обстоятельства, при которых каждая из этих двух стратегий работает эффективнее. В обеих программах компьютер будет выдавать серии стимулов (представляемые в виде упорядоченных множеств чисел) вместе с именем того класса, из которого был выбран каждый стимул. В программе обучения с помощью критериев машина запрограммирована так, чтобы выбирать критерии, позволяющие классифицировать добавочные стимулы, и впоследствии она может отбросить то первоначальное множество, на котором училась работать. В программе обучения видеть сходство машина запрограммирована сохранять все стимулы и классифицировать каждый новый стимул посредством общего сравнения его с уже сгруппированными экземплярами. Обе программы работают, хотя и не приводят к одинаковым результатам. Они различаются во многих отношениях так, как различаются прецедентное право и кодифицированное право.

Я убежден, мы слишком долго игнорировали способ, посредством которого знание о природе может неявно воплощаться в жизненном опыте без вмешательства абстрактных критериев или обобщений. Этот опыт передается нам во время обучения и приобщения к профессиональной деятельности предшествующим поколением, которому уже известно, о чем говорит этот опыт. Усваивая достаточное количество образцовых примеров, мы учимся ориентироваться и работать в мире, который наши учителя уже знают.

Это убеждение я связывал прежде всего с нормальной наукой и с ее изменениями в процессе революций, однако выскажу дополнительное замечание. Осознание когнитивной функции образцовых примеров может устранить пятно иррациональности, лежащее на моих прежних высказываниях относительно решений, которые я характеризовал как опирающиеся на идеологию. Если даны примеры успешной работы научной теории и есть общие ценности, поддерживающие деятельность науки, то не нужны особые критерии, чтобы обнаружить, что процесс идет не туда, или сделать выбор в случае конфликта. Напротив, хотя у меня еще нет убедительных подтверждений, я убежден, что одно из различий между моими программами сходств и критериев выразится в особой эффективности, с которой первая работает в ситуациях подобного рода.

Опираясь на эти соображения, я возвращаюсь наконец к проблеме выбора теории и к помощи, которую при этом может оказать перевод. Одной из основ, от которых зависит практика нормальной науки, является усвоенная способность объединять предметы и ситуации в классы сходства. Эти классы являются исходными элементами в том смысле, что объединение осуществляется без предварительного ответа на вопрос: «Сходны в отношении чего?» Тогда одна из сторон всякой революции выражается в том, что некоторые отношения сходства изменяются.

Объекты, которые до революции объединялись в одно множество, после революции могут попасть в разные множества, и наоборот. Представьте Солнце, Луну, Марс и Землю до и после Коперника; свободное падение, маятник и планетарное движение до и после Галилея; или соли, сплавы и соединение серы с железом до и после Дальтона.