После свадьбы жили хорошо

Это, конечно, было сильное зрелище: внутренность башни, похожая на средневековое подземелье, полутьма, сырость, хрипящий насос, и тут же, среди запустения — аккуратненький топчан, застеленный одеялом из лоскутков, и подушечка, взбитая высоко, и чистенький Горбунов лежит, снявши ботинки, пошевеливает пальцами в полосатых носках. Бывают такие личности, которые первым делом устраивают вокруг себя домашний уют. Им плохо без уюта.

Степан Авдеич подошел, послушал насос вблизи.

— Поршни, — определил он, подумав.

— Фильтр! — сказал Горбунов из-за газеты.

Наверное, насос и движок меняли за эти сорок лет: Степан Авдеич теперь, их не узнавал. Хотя движок был тоже древний, с медными фигурными масленками, похожими на самоварный краник. А фильтр — там, на сорокаметровой глубине, — вероятно, не меняли. И если сохранился тот, что ставил Степан Авдеич, не будет хрипа. Может, дебит воды уменьшится, но хрипа не будет.

— Чего не проверит никто? — спросил Степан Авдеич.

— Лампочку видишь? — сказал Горбунов. — Ну, вот. Всем до лампочки.

Мерно подрагивал бетонный пол в башне. Крутился движок, и по крыльчатке вентилятора было заметно, как он то сбавляет обороты, то выравнивается, напрягаясь. Напорные трубы поблескивали, мокрые. Они всегда мокрые. Вода, поднимаясь с глубины, приносит с собою подспудный земной холод, и трубы потеют.

Холодна мать сырая земля. Ей тоже до лампочки, что наверху жара и засуха и почва трескается, как в пустыне.

Степан Авдеич смотрел на трубы и видел, чего не видит никто. Он видел всю сорокаметровую колонну труб и подземную воду тоже — как натужно, поднимается она вверх. Как проскакивает, короткими выстрелами, через поршни насоса. И выплескивается в круглый бак на маковке башни. Опять вода принимает в себя тепло, начинает припахивать, и ржавчина в ней растворяется. Сорок лет назад ставили черные трубы Оцинкованных не было..

— Твой сменщик накидной ключ просил, — сказал Степан Авдеич и протянул Горбунову ключ.

— Теперь не надо, — сказал Горбунов, но поднялся с топчана и ключ взял.

— Почему?

— На капитальный встаем! Дождалась бабуся пряничка.

— Вроде ж не собирались?

— Целая инспекция нагрянула. Нюхали, щупали. Приказали — все потроха долой, весь этот аппендицит!!

— Вовремя, — хмыкнув, сказал Степан Авдеич. — Как раз подгадали.

Он спросил у Горбунова, действует ли газосварочный аппарат, потом забрал его, вышел из башни. Принес к березе баллоны, подтянул шланг с резаком.

— В хозяйстве, что ли, понадобился? — Горбунов показал на хомут.

— Нет, — ответил Степан Авдеич.

Он зажег от папиросы горелку, подвернул вентили, и гудящее пламя сделалось почти бесцветным. На ржавом боку хомута возникло седое пятно, и от него побежали круги, а затем металл раскалился, заискрил, потек фырчащими каплями, и за резаком потянулась рваная щель.

Горбунов глядел недоуменно.

— Зачем режешь-то?

— Да так.

— Брось, Авдеич, кислороду капля осталась. Берегу на крайний случай.

— Теперь привезут, — сказал Степан Авдеич. — Если дождалась бабуся пряничка.

Под хомутом земляные муравьи устроили гнездо и сейчас засуетились, засновали по березовой коре. Не понимали, что за катастрофа надвинулась. И многие попадали в кипящий металл, и многих сдувало пламенем.

— Небось думают: термоядерная война, — сказал Горбунов значительно. — И думают: не успели, мол, в простыни завернуться. А?

Он был философ, старик Горбунов. Проникал мыслью во все сущее.

Степан Авдеич развалил хомут, горячие концы его зашипели, упав на траву. Обнажился березовый комель. На нем была розовая вмятина — совсем как на человеческом теле, когда снимешь очень тугую повязку.

Теперь Горбунов, наверно, додумался, зачем Степан Авдеич разрезал хомут. И прищурился с ехидцей. Он языкатый, философ, не упустит случая поерничать.

— Когда собаке делать нечего, — сказал Горбунов, — она что? Она хвост лижет.

— Забирай! — Сапогом Степан Авдеич подпихнул хомут.

— Спасибочки. Такого добра получили вчера.

— Хватай, говорят. Не заметил по искрам, какая сталь? Ежели понаделать инструмент, цены не будет. Что твой самокал.

Вряд ли Горбунов поверил, хотя сталь действительно была неплохая. Горбунов растерялся немного. Он любил шутить, но также любил знать, что другие над ним не шутят.

Степан Авдеич ухмыльнулся, подбавил загадочности.

— Слушай, между прочим, — сказал он, — если что, сшибем с тобой халтурку?

— Это какую?

— Ну, там скважину где провертеть. Если водокачка на ремонт встанет, небось забегают огородники.

— Физически работать? — спросил Горбунов.

— Умственно.

— Нет, кроме шуток. Я физически не могу, у меня давление и кислотность. А сколько платишь?

— Рупь да копу, — сказал Степан Авдеич.

Горбунов склонил гладко причесанную голову, тяжело вздохнул.

— Да-а, — произнес он. — Был ты хулиганом, Степан, и остался хулиганом. Нравственный ты инвалид.

Уходя, Степан Авдеич оглянулся в воротах и увидел, что Горбунов, приседая и выпятя от натуги живот, тащит останки хомута к себе в башню.

Небось под топчан запихнет. На всякий случай.

Глава вторая

1