Не моргаю, не меняю положение тела. Остаюсь спокойной и уравновешенной. Эмоции – это ключи к секретным ячейкам, в одних проблемы, а в других радости. Не уверен, какая ячейка перед тобой, – спрячь ключ подальше. Если ты работаешь в сфере обслуживания, приходится учиться контролировать каждую мышцу на лице. О прокачке терпения – вообще молчу.
– Конечно, – киваю я. – Могу ли я еще чем-то помочь?
– Поторопи поваров. Сколько можно ждать?
А он и правда жесткий. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но не могу удержаться от маленькой шалости.
– Разумеется, Никита Сергеевич, – бросаю я через плечо.
Делаю шаг к бару, за спиной раздается громкий девичий смех и веселое подвывание малыша:
– Она тебя сделала, Никит. Заканчивай концерт.
– Аня, помолчи.
– Уверен в том, о чем просишь? – насмешливо выдает она.
– Аня… – глухо рычит Никита Сергеевич.
– Ладно, начальник. Я не при делах.
– А ну стоять! – гремит шеф. – Алена, вернись.
Делаю то, что велят. Никита Сергеевич протягивает руку и произносит спокойно:
– Давай ключи.
Задумываюсь на секунду и ловлю взгляд его жены. Она ободряюще кивает, мол, все хорошо, выдыхай. Возвращаю связку и жду дальнейших указаний.
– Не думал, что ты меня знаешь.
– Наслышана, – я с трудом сдерживаю смешок.
– Надеюсь, говорят только плохое и до трясучки боятся.
– И до тошноты.
Закрываю рот, испугавшись, что все-таки сболтнула лишнего, но шеф лишь довольно хмыкает.
– А ты хорошо держишься. Как у вас тут? Если хочешь пожаловаться на кого-то, самое время. Мы не задержимся.
– Все замечательно.
– И никто не косячит?
Вспоминаю опоздания официантов и слезы поваров. Без проблем не обходится ни одна смена. Они бывают терпимые и фатальные. Но самый большой косяк – стукачество.
– Все отлично. Вам не о чем переживать.
Никита Сергеевич пристально смотрит мне в глаза, и я выдерживаю его тяжелый взгляд.
– Хорошо, – сдержанно кивает он. – К нам скоро присоединится еще один человек. Подготовьте приборы на троих.
– Хорошо, Никита Сергеевич. Приятного вечера.
– Серьезно? Серьезно?! – радостно кричит Аня, восторженно глядя на машину. – Это все мне?!
Она передает сына Климу, и я отхожу в сторону, позволяя ей рассмотреть подарок. Теперь понятно, почему именно эта тачка. На лице Ани вселенская радость и детский трепет на кончиках пальцев, когда она тянет руку к блестящему черному корпусу автомобиля.
– А где розовый бант? – смеется Аня и распахивает пассажирскую дверь, заглядывая в салон.
– Надеюсь, он будет на тебе следующей ночью, – отвечает Клим, пристально наблюдая за женой.
Странная парочка, но колоритная. Они определенно друг друга стоят. Не сказать, что я прям наблюдал за ними, но привычка все анализировать никуда не делась. Их чувства заметны невооруженным глазом, а вооруженным можно увидеть еще и крепкую эмоциональную связь. То, как они общаются, как реагируют друг на друга. Одинаковые интонации, манера речи, подколки…
Стандартная мелодия звонка прерывает размышления. Клим подходит ко мне и протягивает сына:
– Подержи его. Мне нужно ответить.
Смотрю в сторону, взывая о помощи, но Аня уже перебралась на водительское сиденье и с сумасшедшей улыбкой сжимает руль:
– Бери, Дань! Не бойся, если уронишь, еще рожу. Делов-то!
Поспешно отступаю, Клим сдавленно то ли кашляет, то ли смеется, а Аня смотрит на меня и качает головой:
– Да шучу я! Он не кусается. Держи крепче, и все. Только в глаза не смотри, а то он вытянет из тебя душу.
– А потом закусит сердцем, – устрашающе говорит Клим.
Весельчаки, блин! Сжав зубы, принимаю в руки Клима-младшего, а старший отходит в сторону. Смотрю на малого, он разглядывает мое лицо черными глазищами и хмурится. Кажется, я ему не нравлюсь. Может, его родители и не шутили вовсе? Уже готовлюсь услышать громкий пронзительный плач, но вместо этого малой продолжает сверлить меня недовольным взглядом.
– Думал, все дети плачут в чужих руках, – говорю я, заметив, что Аня вылезает из машины.
– Сева весь в отца. У него врожденный запас антидепрессантов в организме. Спокойный, как удав, но если захочет поорать… – Она забирает у меня малого и обращается к нему, искажая голос: – Прячьтесь все. Да, Сев? Ты, маленький дьяволенок.
– Сочувствую.
– О-о-о… поверь, это еще не самое страшное. Боюсь представить, что начнется тогда, когда он нормально заговорит. Никита уже обращается с ним как со взрослым. Скорее всего, Сева откроет дверь в детский сад с ноги и скажет – привет, крысы, все по норам.
– Не повезло тебе, – усмехаюсь я.
Аня смотрит мне за спину, туда, где стоит Клим. Один ее взгляд – вместо тысячи слов. Она прижимает сына к груди, легонько его покачивая, и обращается ко мне:
– Дань, если тебе не повезет так же, как и мне, то ты будешь самым счастливым человеком на свете. После меня, конечно.
Не думаю, что наши понятия о счастье совпадают, но спорить не собираюсь. Сейчас важно встать на ноги, а уже потом можно будет подумать о таких вещах, как серьезные отношения или семья.
– Макс звонил, – говорит Клим, возвращаясь. – Они с Евой и Мирой уже в аэропорту. Будут на месте через пару часов. Бронь на дом подтвердили, снег в горах выпал.