После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

Но к весне 1906 года, когда окончательно прояснились параметры реформы, запросы Общества успели далеко продвинуться, и слабого парламента без каких-либо властных полномочий предводителям оппозиции теперь было мало. «Накануне открытия Государственной думы правительство решило бросить русскому народу новый вызов, – говорилось в заявлении новоизбранных депутатов демократического направления. – Государственную думу, средоточие надежд исстрадавшейся страны, пытаются низвести на роль прислужницы бюрократического правительства. Никакие преграды, создаваемые правительством, не удержат народных избранников от исполнения задач, которые возложил на них народ».

«17 октября 1905». И. Репин

Первой реакцией Общества на октябрьский манифест, явившийся для всех полной неожиданностью, была бурная радость. Казалось, самые смелые чаяния либералов, те самые «бессмысленные мечтания» наконец осуществились. В конце октября 1905 года Россия являла собой фантасмагорическую картину. В больших городах на улицах интеллигенты и студенты устраивали ликующие демонстрации. Революционеры агитировали рабочих не останавливаться на достигнутом и браться за оружие. Но огромное большинство населения, жившее вдали от центров всей этой ажитации, мало что понимало и, как обычно в подобных ситуациях, наблюдало за происходящим с подозрительностью.

По стране прокатилась волна погромов. Били евреев и «очкастых». Неграмотные народные массы, приученные не ждать от любых перемен ничего хорошего, выплескивали страх перед неизведанным так, как умели.

Но было много эксцессов и противоположного свойства, когда крестьяне грабили помещиков, а рабочие нападали на владельцев предприятий.

Стихийные беспорядки приобрели такой размах еще и потому, что местные власти растерялись. Для них Манифест тоже стал неожиданностью, и было неясно, что следует «пресекать», а что – нет.

Таким образом Общество и общество (в широком смысле) реагировали на перемены по-разному.

Хаос достиг пика в декабре, когда в Москве революционеры устроили вооруженное восстание. Но не получив поддержки ни от Общества, ни от общества, потерпели поражение и на время выпали из политического процесса – ушли в подполье. В выборах революционные партии участвовать не стали, считая эту затею вредной для революции (что было правдой).

С началом избирательной кампании градус насилия в стране несколько снизился. Террористы по-прежнему стреляли и бросали бомбы, но это стало уже привычной чертой российской жизни, а вот народных представителей в стране выбирали впервые.

По новому закону, выпущенному в декабре, состав избирателей, как и было обещано в Манифесте, существенно расширялся – главным образом благодаря отмене имущественного ценза. К голосованию не допускались женщины, учащиеся, военнослужащие и кочевые народы (последние из-за сложностей с регистрацией по месту жительства).

Для российского Общества наступили золотые дни. Газеты писали, что хотели. На митингах можно было произносить любые речи. Повсюду шли собрания, формировались союзы единомышленников для участия в выборах. Повсеместно возникали политические партии. Большинство из них оказались нежизнеспособными и просуществовали недолго, но постепенно в демократическом лагере выделились две группы, которые впоследствии будут задавать тон и в парламенте, и в Обществе. Важную, даже решающую роль сыграют они и в истории государства.

Одна из этих групп, «Союз 17 октября» («октябристы»), была в целом удовлетворена завоеванными правами и в дальнейшем собиралась сотрудничать с правительством – если оно не нарушит данных в Манифесте обещаний. Это была партия умеренных либералов, стремившихся по возможности избегать потрясений. В руководство входили предприниматели, крупные землевладельцы, государственные служащие – то есть практики, люди дела.

Лидером «октябристов» был 43-летний Александр Иванович Гучков, личность сильная и яркая. Он происходил из знаменитой, очень богатой семьи промышленников-старообрядцев, однако общественная деятельность привлекала его больше, чем предпринимательская.