После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

Министр поехал к государю. У того своих идей не было. Запись в дневнике его величества лаконична: «Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерикс [министр двора]. Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется 120 000 чел. Во главе рабочего союза какой-то священник социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

На всех направлениях расставили войска и полицию, в общей сложности сорок тысяч вооруженных людей. Командирам частей по сути дела была предоставлена возможность поступать по ситуации.

И назавтра произошло то, что не могло не произойти в таких обстоятельствах.

Военные действовали по уставу. Когда колонна отказывалась подчиниться приказу, сначала стреляли в воздух, а потом по толпе. Расстрел произошел в девяти разных местах. По разным оценкам, погибли от 130 до 200 человек, несколько сотен были ранены. Боясь новой Ходынки, власть устроила «Кровавое воскресенье» – и восстановила против себя всю страну, без того взбудораженную военными неудачами.

С хроникой дальнейших событий можно ознакомиться во второй части книги.

В кратком же изложении их последовательность была такая.

Первой реакцией на расстрел были оцепенение и ужас. Говорили, что под пулями погибли тысячи. Затем поднялась небывалая волна возмущения. В Риге и Варшаве прошли протестные забастовки. Зашумели студенты. Резко радикализировалось Общество. Казалось, в стране не осталось сословий, которые поддерживают правительство.

«Кровавое воскресенье». В. Коссак

Сверху поступали противоречивые сигналы, свидетельствовавшие, что верховная власть в растерянности. Царь приказал создать комиссию, чтобы «выяснить причины недовольства». Постановили заслушать рабочих представителей. Когда те выступили с политическими требованиями, комиссию упразднили. Затем, в феврале, одновременно вышли суровый манифест об «искоренении крамолы» и милостивый рескрипт о созыве Думы.

Весна прошла в обстановке всеобщей взвинченности. Либеральное Общество бурлило, рабочие бастовали, крестьяне волновались.

Положение правительства осложнялось скверными вестями с войны. В феврале под Мукденом разбили армию, в мае при Цусиме – флот.

Одновременно беспорядки вышли на новый уровень – стали не просто повсеместными, но во многих случаях сопровождались столкновениями с полицией.

Во время забастовки текстильных фабрик Иваново-Вознесенска (современное Иваново) произошло событие, которое будет иметь большие последствия: рабочие создали Совет уполномоченных, и он попытался захватить власть в городе. Затем эта форма самоуправления распространилась и на другие города.

В июне рабочие демонстрации в Лодзи закончились баррикадами и уличными боями. Жертв было больше, чем в Кровавое воскресенье.

Сразу после этого поднялась Одесса и взбунтовался экипаж броненосца «Князь Потемкин-Таврический» – первый случай мятежа в вооруженных силах (в феврале 1917 года это приведет к падению монархии).

Всё лето ширилось стачечное движение, происходили митинги и манифестации, демонстранты дрались с полицией, террористы стреляли и кидали бомбы, легальные и нелегальные оппозиционеры пытались выработать совместный курс действий. В конце концов им это удалось, и осенью противостояние вошло в критическую фазу. В октябре началась всероссийская политическая забастовка.

Остановились железные дороги, кровеносная система огромной страны. Перестали выходить газеты. Прекратились занятия не только в высших учебных заведениях, но и во многих гимназиях. В Москве отключили водопровод.

Приближался тотальный паралич государства.

Вот в какой обстановке вышел эпохальный Манифест 17 октября – вынужденная уступка мощному протесту, справиться с которым у Власти не было ни умения, ни ресурсов.

В разделе, посвященном отношениям Власти и Общества, было рассказано, что эта уступка снизила напряжение ненадолго. Затем произошло то, что всегда происходит, когда правительство проводит реформы не по собственному почину, а под давлением снизу – это воспринимается как слабость.

Многим группировкам обширного оппозиционного лагеря – либералам, представителям национальных движений, а более всего революционерам – уступок, перечисленных в Манифесте, показалось мало. Негодование разразилось и в правых кругах, где тоже имелись свои экстремисты.

Поляки и финляндцы добивались свободы. Рабочие преисполнились ощущения своей силы и выдвигали все новые требования. Опаснее всего, что участились военные мятежи. В Кронштадте, то есть в непосредственной близости от столицы, матросы на два дня захватили город – пришлось отправлять туда лейб-гвардию. Во Владивостоке взбунтовались возвращавшиеся с японской войны солдаты. В Севастополе произошло восстание и в армейских частях, и на флоте; мятежный крейсер «Очаков» пришлось подвергнуть артиллерийскому обстрелу.