После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

Эта чрезвычайная мера вводилась там, где было объявлено военное положение.

Без предварительного следствия, без прокуроров и адвокатов, при закрытых дверях, одним только решением судей-офицеров, если они считали преступление «очевидным», обвиняемый получал смертный приговор, который немедленно приводился в исполнение. Военнослужащих расстреливали, гражданских вешали. За восемь месяцев действия военных судов было совершено около 700 казней.

Однако Большие Беспорядки сошли на нет не в результате применения «столыпинских галстуков», террора в ответ на террор, а благодаря второй составляющей новой государственной политики.

Правительство наконец перестало работать «по-пожарному», то есть только реагировать на возникающие кризисы, но увлекло Общество созидательной работой: подготовкой большой реформы и парламентскими дискуссиями. «П.А. Столыпину удалось разорвать заколдованный круг, – пишет Ольденбург. – До этого времени проведение реформ неизменно сопровождалось общим ослаблением власти, а принятие суровых мер знаменовало собою отказ от преобразований. Теперь нашлось правительство, которое совмещало обе задачи власти; и нашлись широкие общественные круги, которые эту необходимость поняли».

Беспорядки не переросли в революцию, потому что Общество перестало поддерживать революционеров. Те продолжали вести террористическую деятельность, но теперь «прогрессивная общественность» ей уже не рукоплескала, а ужасалась. Либералы устали от потрясений, им было интересней и приятней бороться за новую Россию не на баррикадах, а в Думе, в прессе, в составе разнообразных общественно полезных комиссий.

На уровне социальных низов успокоению способствовали два обстоятельства. Основная часть населения, крестьяне, присматривалась к новым возможностям, которые открывала столыпинская реформа. Кроме того, начался мощный экономический подъем – перед мировой войной российская индустрия каждый год росла на пятнадцать, а то и на двадцать процентов, что, конечно, сказывалось и на размере заработной платы. Жизненный уровень рабочих повышался.

В этот период, продлившийся до 1914 года, активность революционных партий очень снизилась. Кого-то арестовали, кто-то отошел от политики, многие уехали в эмиграцию и занялись межфракционными раздорами.

Но «рабочий вопрос» никуда не делся. Пролетариату все равно жилось плохо, а в капиталистической экономике за подъемом всегда следует кризис.

В начале лета 1914 года обстановка снова стала накаляться. Стачки и столкновения с полицией начались на бакинских нефтяных промыслах, которые к тому времени обрели огромное значение для всей промышленности и в особенности для экспорта. В июле разразилась грандиозная стачка в Петербурге. Стачечники вели себя боевито: громили трамваи, валили телеграфные столбы, кидали камнями в полицию.

Обе акции проходили под политическими лозунгами.

Разгоравшееся пламя был потушено пожаром еще большего масштаба: мировой войной.

Через три года случится обратное: пожар революции поглотит пожар войны.

Борьба с революцией

Революционные пропагандисты, а позднее авторы советского периода называли Николая Второго «Кровавым» и изображали царскую Россию страной свирепого, ничем не ограниченного полицейского насилия, где правят казачья нагайка, тюрьма и каторга. Режим часто сравнивали с Опричниной.

На самом же деле самодержавие вовсе не было агрессивной и жестокой диктатурой, ведшей войну с собственным населением, как это делал Иван Грозный. Правительство всего лишь защищало исторически сложившийся формат государства – уж как умело.

Система была совершенно не приспособлена для управления, выражаясь по-современному, методами «мягкой силы», то есть не принуждением, а стимулированием. Не то чтобы царизм вовсе не пробовал действовать «по-хорошему», но всякий раз выходило неуклюже: результат получался либо обратным, как после зубатовского эксперимента или Октябрьского манифеста, либо в лучшем случае временным, как после столыпинской реформы.

Поэтому обычно Власть полагалась на более привычные, полицейские средства «общественного умиротворения», которыми владела гораздо лучше. Проблема заключалась в том, что подобного рода терапия всегда борется с симптомами болезней, но не с их причинами.

Тайная полиция

России принадлежат два сомнительных исторических «достижения». Здесь в 1870-е годы зародился организованный революционный терроризм, а затем возникла первая по-настоящему профессиональная спецслужба. За четверть века войны с революционным подпольем и общественным брожением империя создала почти идеальную машину надзора и быстрого реагирования.