После третьего звонка

— Ты не узнаешь меня, Витя? — низким женским голосом с удивительно знакомыми интонациями произнесло привидение и подплыло ближе. — Разве ты забыл меня? Хотя прошло уже без малого двадцать лет…

Алешка безмятежно спал и ничего не слышал. Виктор вгляделся — неясный в полусумраке подвала и зимнего вечера облик. Странно знакомый и близкий, он настойчиво вырисовывался в этом колеблющемся сгустке, рожденном причудливой игрой теней и его собственного воображения. Сместилось и потекло назад время, потеряли устойчивость стены, смешались формы, грани и очертания мебели и картин, рухнули все материалистические основы. Мысли, на секунду смешавшись, неожиданно стали ясными и четкими. Страх придавил Виктора к стулу всей своей невыносимой тяжестью и болью открытия: он узнал…

— Таня… — глухо прошептал он. — Танечка… Где ты была столько лет? И почему пришла именно сегодня?

Таня вздохнула и опустилась на диван.

— Это долго рассказывать, — сказала она. — У нас еще будет много времени впереди. Если хочешь, я буду приходить к тебе часто. Алеша спит?

— Да, — встрепенулся Виктор. — Разбудить его?

— Не нужно, — сказала Таня. — Я долго следила, думала, он уйдет, но все-таки не утерпела. Я пришла поздравить тебя с выставкой. Ты ждал ее столько лет!

— Спасибо, — ответил понемногу приходящий в себя Виктор. — Вот, видишь, наконец, дождался… Правда, никакой радости это событие не принесло. По-моему, его никто даже не заметил…

— Ну почему же? — возразила Таня. — Его заметили. Просто люди сейчас слишком поглощены другими занятиями, но все увлечения проходящи. А ценности на Земле неизменны и непреложны, чем бы их ни пробовали на время заменить. Замена неравнозначна. У тебя там есть одна картина…

Таня замолчала, задумавшись. Крашенинников ждал, с трудом пробуя осмыслить происходящее. Он сошел с ума, нарезался до белухи или просто соприкоснулся с другим миром, о существовании которого всегда подозревал, но которого до сих пор никогда не ощущал в реальности? Что же здесь действительно реально?

— Это странная картина, — снова заговорила Таня. — Я ее очень хорошо запомнила. Мир на ней остался отгороженным тремя стенками будки-автомата старого образца, теперь таких уже нет, четвертая — стена дома. Жизнь словно сосредоточилась в маленьком стеклянном пространстве, где будто плавает в воздухе аквариума без воды девушка с бледным и уставшим лицом. Она счастлива, сияет, светится, улыбается и верит тому, что ей говорят… Кто с ней разговаривает? Уж не Туманов ли?

Виктор удивился.

— Откуда ты знаешь Туманова? Вы с ним незнакомы… А когда ты сегодня была на выставке? Я не видел тебя там…

— Я все про тебя знаю, но это неважно, — задумчиво сказала Таня. — Просто для тебя пришла пора меня увидеть. Расскажи, как ты жил все эти годы. Словно мне ничего неизвестно. Сможешь представить? Я скучала без тебя, Витя…

— А я… — начал Виктор и внезапно осип. — А я… — продолжал он хриплым пропитым голосом. — Я вообще не жил без тебя, Танечка… С тех пор, как я… как ты… ушла туда… далеко-далеко… навсегда… насовсем… я больше не знаю, что такое жить… Спал, ел, запоем работал… Да, вот видишь, творил, создавал картины. Иногда даже неплохие. Женился, разводился, опять женился. У меня появлялись дети. Я заводил любовниц. Разброд и шатание. Без конца и без края… Семья для художника — экологическая среда.

Таня слушала внимательно и спокойно, не перебивая.

— Но я никогда не жил без тебя по-настоящему… Мне всегда были позарез нужны деньги. Деньги, деньги, деньги, всюду деньги без конца… Жены и девки то просили, то требовали, в зависимости от характера. Дети росли. Шмотье, колбаса, гарнитур в гостиную… И мое винище вдобавок. И я ходил по издательствам и унижался, ходил и унижался… Да… Оформить книгу — это невеселая задача, Танюша, а выклянчивать ее на оформление — совсем тоска. Пока не окреп и не вмешался в мои дела Гера. Ты его хорошо знаешь.

Таня молча кивнула.

— Потом пришла слава, — Виктор брезгливо поморщился. — Какое противное, мерзкое, отвратительное слово! "Что слава? Яркая заплата"… Или зарплата, что в принципе одно и то же… А теперь я совсем схожу с круга, видишь, я окончательно спиваюсь, Танюша… В полном раздрызге! И Анна на шее… Но пока еще кисть из рук не выпускаю! Может, это и есть пресловутое счастье? Как ты думаешь? Конечно, банальность, но заметь, до каждой банальности надо сначала дорасти. И что такое на Земле счастье? Печорин считал, что это насыщенная гордость. Всего-навсего. Насыщенная гордость, и больше ничего. Умнейший человек был. Ты знаешь, кто такой Печорин?

Таня ничего не отвечала. Алексис мирно спал. Крашенинников осторожно, с опаской покосился в сторону: с кем он так упорно разговаривает? Но облачко было на месте, слегка покачивающееся, немного расплывшееся в сумраке подвала, но все же довольно четкое и очевидное. "Да, пить нужно бросать, и немедленно, — решил Виктор. — Может, срочно "зашиться"? Вон Леонид сколько лет назад сподобился, с тех пор — ни капли. Дачу построил, собаку завел, жена плакать перестала…"