После третьего звонка

Его юмора она никогда не воспринимала и горько запричитала, жалуясь Алексею.

— Вот он все шутит и шутит, все смеется да смеется, а я совсем ничего не знаю и не умею! И научить меня некому!

— Привыкай к самостоятельности! — отрезал муж. — Твой же ребенок!

— Но и твой, в конце концов! — завизжала Анька в тон вопящему сверточку. — Ты ничего не хочешь делать и ничем не желаешь мне помочь! Тебе бы только рисовать с утра до ночи!

— А тебе — мазаться! — не остался в долгу Виктор. — Ты хоть бы ребенка пожалела, ему недолго задохнуться в таком воздухе!

Алексей выслушал все пререкания молча и тихо исчез. На следующее утро он явился с двумя маленькими бутылочками грудного молока — у Ани своего не оказалось, и кормить Петьку было нечем.

Заспанный Виктор вышел на звонок, чертыхаясь, и, ошеломленный, застыл. Алексей покачивался в дверях после вчерашнего перепоя, от него резко несло перегаром, но пальцы цепко держали прозрачный пакет с драгоценным грузом. Сонная нечесаная Анька вылезла из комнаты с орущим Петькой на руках и вытаращила раскосые глазищи.

— Это что? — пролепетала она.

— Молоко для Петеньки, — объяснил улыбающийся Алексей. — Выяснилось, у соседки своего девать некуда. Она его в раковину выливала. Я сказал, зачем же в раковину, лучше давай мне. Вот, держи, буду каждый день привозить, пока в Москве…

— А как ты доехал? — сумрачно поинтересовался Виктор, поглаживая бороду. — На ногах ведь едва стоишь!

— На такси, Витюша, — успокоил его Алексей. — Ну, конечно, на такси. До завтра, ребята!

Он возил им грудное молоко месяца два, до отъезда на очередные гастроли. Анька к тому времени удачно перешла на активное прикармливание, а потом и совсем перевела Петю на кефир, творог и смеси.

Через год родился Ваня. Его сразу познакомили с импортными кашками.

Алексей исправно посещал Крашенинниковых, когда бывал в Москве. Подолгу возился с татаро-монгольским игом, показывал фокусы и жонглировал тарелками, вызывая неизменный бурный восторг и восхищение. Ребята его ждали, скучали без него, постоянно о нем спрашивали, а едва Алексей появлялся, буквально прилипали к гостю и ходили за ним, как пришитые.

Завидев Алешу в дверях, Петька и Ванька летели к нему, усердно толкаясь локтями, и вцеплялись в него всегда определенным образом: Петька — справа, Ванька — слева. С самого раннего детства у юных Крашенинниковых левая нога Алексея была только Ванькина, а правая — Петькина. Строгая принадлежность никогда не нарушалась.

Родительских скандалов мальчишки словно не слышали, но явно отдыхали от них лишь с приходом Алексея, который одним своим мирным видом и кроткой доброй улыбкой утихомиривал все страсти: крики ненадолго прекращались. Правда, супруги поодиночке жаловались один на другого Алексею, и он терпеливо выслушивал каждого.

С переездом Виктора в мастерскую заходить к Ане Алексей счел неудобным, и поэтому во время его посещений Виктор часто приводил мальчишек в подвал, где они очень любили бывать.

4

— Так что же это мы с Алексеем недоглядели в Анюте? — повторил Виктор, постаравшись стереть в памяти единственную ночь, проведенную с Татой.

Она, улыбаясь, встала и начала натягивать сапоги, собираясь уходить.

— Растерянности, — объяснила Тата. — Анюта оказалась в этой жизни растерянной и до сих пор все никак не может сообразить, что, к чему и почему. И не осознает, где ее настоящее место. Может быть, возле детей, у плиты — не знаю, но каждому важно найти занять свое собственное, ему одному предназначенное. Иначе — мрак, как ты любишь повторять, Витюша. Поэтому она мучается, мечется, не понимая, чем себя занять и что предпринять.

— Кто мучается? Аня?! — Виктор насмешливо округлил глаза. — Ты слишком далеко зашла в своих выводах! Умная женщина — это что-то страшное, заметь! Вот уж где поистине мрак!

— Я оставляю вас вдвоем, мальчики, — сказала, закутавшись в шубку, Тата. — Не пейте больше, вам на сегодня вполне достаточно.

Она ушла.

Алексей терпеливо, с добродушной улыбкой, выслушал жалобы Виктора, а потом заснул прямо за столом. И тогда впервые появилась Таня…

Белое облачко, слабо очерченное возле стены, сначала показалось Виктору дымком от сигарет. "Накурили, — подумал он, — хоть топором вырубай. Клубится, как из трубы".

Виктор вяло помахал в прокуренном воздухе рукой, лениво пробуя развеять дым, но он сгустился еще сильнее и начал принимать человеческие очертания. По всей вероятности, женские. Виктор похолодел. Сердце на мгновение остановилось, а потом застучало со скоростью падающего с крыши камня. "Допился, крыша поехала, — мрачно констатировал Виктор. — А чего, запросто! Самое оно! Видения, призраки, глюки… Это конец. Надо бы разбудить Алешку… Или не надо? Он все равно ничего не увидит… Ну что ж, с непрошеными гостями положено знакомиться".

— Крашенинников, — с трудом разодрав склеившиеся, непослушные губы, сказал Виктор и склонил голову, стараясь не глядеть на таинственное облачко. — Привидение, насколько я понимаю?..

Он едва дотянулся до сигареты — руки и ноги словно парализовало — и закурил. Чуточку полегчало.