После войны

Тихий не то стон, не то хрип неожиданностью для меня не стал — единственного обитателя подземелья я почувствовал загодя, ещё на ступеньках, поэтому его "коварный план" напасть из-за угла провалился.

Кадавр — это почти тот же зомби, только противнее. Если зомби — обычный не-мёртвый, то кадавр представляет себя слепленную из кусков человеческих тел мерзость, очень шуструю и прожорливую.

Здоровая омерзительная туша, слегка дымящаяся и обгорелая, рухнула между нами с сержантом. Когда я перед самым поворотом достаточно широкого и просторного коридора (чего трудно было ожидать в узком лазе со ступеньками) прыгнул вперёд, Обыло даже не дёрнулся — видимо, имел неплохой опыт работы с боевыми офицерами. Он просто остановился, на всякий случай вскинув автомат.

Когда же я присел на корточки, разглядывая остатки нежити, сержант насмешливо прокомментировал:

— Что, товарищ офицер, подгорел шашлычок?

— Да не говори, сержант, — в том же тоне весело ответил я. — Одни угли, есть нечего.

Сзади раздался странный булькающий звук. Обернувшись, мы успели только разглядеть спину выскакивающего наружу альтенанта.

— Спёкся, — прокомментировал невозмутимый следователь, подпирающий стенку с очередной папиросой в зубах. — Зря вы про шашлык, бедняга ещё не скоро сможет нормально питаться. Видимо, воображение у него хорошее.

— Да, нехорошо получилось, — вздохнул сержант.

— Ничего, для него на первый раз и этого довольно. А дальше, боюсь, и нам впечатлений хватит по самые уши, ещё есть шанс последовать его примеру.

Я выпрямился, мрачно покосился на приоткрытую дверь в конце аршинного предбанника, в очередной раз поморщился от мерзких запахов, к которым добавился ещё и запах упомянутого сержантом подгоревшего шашлыка, и решительно вошёл в достаточно просторную комнату за этой самой дверью.

Мы выбрались на свет минут через десять, всей толпой. Так долго продержались, наверное, из духа соревнования — никому не хотелось быть первым. А когда я понял, что ещё немного, и меня стошнит прямо здесь, хотя, кажется, и нечем, я плюнул на гордость и развернулся к выходу. Следователь с сержантом не заставили себя упрашивать и затопотали следом.

На свежем воздухе несколько отпустило, и я передумал бежать к ближайшим кустам. Зато вот Обыло солнечный свет и кислород не помогли. А мы с бледно-зеленоватым следователем переглянулись и одновременно полезли в карманы за папиросами.

— Что там? — нам навстречу бросился оставшийся следователь и пара солдат. Чуть в отдалении лежала на плащ-палатке оракул, которую милосердно не приводили в чувство. Рядом, привалившись к дереву, сидел Радыгов, которого какой-то рядовой отпаивал характерной жидкостью из фляжки.

— Трупы, — мрачно ответил Жегалин. — Очень много трупов. Разной степени изуродованности, разной степени разложения. Сколько работаю, даже близко похожего не видел, тем более — сразу.

— Я так понимаю, вопрос, "кто это сделал", перед нами не стоит? — вздохнул прокурорский. — И так понятно?

— Надо полагать, эти твари уже получили своё, — пожал плечами Жегалин. — Нам предстоит только опознание. И похороны. Ну что, товарищи офицеры, командуйте, — насмешливо хмыкнул он, глянув по очереди на меня и на гроссмастера.

— Да что там командовать, — вздохнул Самон Самонович. — Мне тут сидеть до пришествия богов не имеет смысла, Велью Стапановну тоже лучше подальше увезти, пока она не очнулась. Да и вам такая толпа народа не нужна. А Стахов вон вообще в отпуске, ему тут тем более делать нечего. А, гвардии обермастер?

— Моя помощь может оказаться нужной, — я нехотя пожал плечами. Спускаться обратно не хотелось, но по совести здесь лучше было бы остаться кому-то из офицеров. Кроме меня, получается, некому.

Но это как раз нормальная ситуация. Офицеров — то есть, собственно, людей без тени, способных управляться со стихиями, вообще довольно мало. Было бы много, и война была бы существенно короче: пара десятков обученных совместно действовать опытных боевых офицеров может заменить батальон пехоты, и это не преувеличение. А на практике получается не больше десятка офицеров на полк, причём из них несколько молодых. В войну больше просто не было, а в мирное время и столько — много. Вот и получается, что офицер должен быть мастером на все руки и "каждой бочке затычкой".

— Ну, молодой, ответственный, всё понятно, — усмехнулся службист. — Удачи вам тут. А я пришлю жреца, к ночи доберётся. Надеюсь, вы к тому времени успеете закончить?

— А вот леший знает. Во всяком случае, постараемся, — ответил я.

Взяв с собой двоих бойцов для переноски бесчувственной женщины, гроссмастер вместе с молодым альтенантом ушёл. Ну что ж, пора брать командование на себя.

— Значит так, бойцы. Кто близко сталкивался с нежитью в её самом гнилом и отвратительном состоянии, шаг вперёд! — оказалось, опыт подобный был у всех, что, впрочем, не удивительно. — А теперь на чистоту. У кого крепкие нервы и желудок, и кто чувствует в себе силы копаться в мёртвых телах? Предупреждаю сразу, зрелище тяжёлое. Особенно учитывая, что там в основном женщины и дети…