После запятой

— Что ты на нее так смотришь? — Я, кажется, понимаю, о чем ты говоришь. Этот портрет здесь явно присутствует, а не просто висит. Как будто это такая же самостоятельная личность, как и мы. И она явно за нами наблюдает. Притом я не скажу, что осуждает или огорчается, без всякой эмоциональной окраски, но и не как бесстрастный экспериментатор. Я не знаю, как объяснить, но она включена. Но в то же время это другая личность, чем она была. Она бы реагировала по-другому. И даже черты лица вроде изменились. — Хватит на нее смотреть. — Я не знаю, с чем это связано, может быть, она сейчас изменилась как личность и это сказалось на портрете. Видишь, он стал более определенным и окончательным, о фотографиях живых людей такого не скажешь. Там всегда думаешь — вот это было в детстве, это — тем летом в Крыму, тут она болела, в это время была влюблена. А теперь это тоже есть, но как нюанс, незначительные оттенки одного устоявшегося состояния. Пока человек жив, его фотографии как бы не до конца проявлены, они могут измениться в ту или другую сторону, как бы ждут окончательного штриха. — Это невыносимо, ты заговорила на ее языке. — Ты со мной не согласен? Надо будет проверить по другим ее фотографиям. Хочешь, сделаем это вместе? Вот увидишь, от них будет исходить одно и то же ощущение, независимо от ее возраста и состояния. Не помнишь, кто это сказал: «Когда умирают люди, меняются их портреты»? — Слушай, кончай свою дориангреевщину. — Почему ты так кричишь? — Я не могу говорить о ней в прошедшем времени, неужели ты не понимаешь. И потом, я чувствую, она за нами наблюдает, и не только с фотографии, и я правда сойду с ума. Может, ты уйдешь, а?

И правда, я и забыла, что собиралась уходить. Но куда же я денусь? Почему до сих пор я нигде не оказалась? Сколько же времени прошло с тех пор как…

— Столько времени прошло уже, я понимаю, что тебе больно, но ты должен принять ее смерть, чтобы смочь дальше жить. Пойми, ты сам превращаешь свою жизнь в ад. Думаешь, мне было легко? Ведь это была моя лучшая подруга, и вообще это первый близкий человек, которого я потеряла. У меня у самой крыша ехала. Ты думаешь, почему я здесь? При ее жизни я бы этого никогда не сделала. Я поняла, что пришла пора ее окончательно похоронить. Думаю, ты со мной встретился по той же причине. Так не останавливайся на пол пути.

Все, я больше не могу. Оказаться бы где-нибудь, где никого нет, в то же время чтоб это не было опять изматывающе незнакомо. Я так устала. Наконец-то я дома. Как долго я скиталась. Может, ничего и не было?

Может, все мне привиделось? Да как бы не так — такого порядка при мне в моей квартире никогда не было. Кто-то тут прибирался. Кто-то не враждебный. И вещи все мои на местах пока. Здесь никто еще не живет? Сколько же времени прошло? И вещи пока меня помнят. Как они на меня реагируют, вот уж кому наплевать, жив ты или мертв, их отношение к тебе от этого не меняется. Ни жив ни мертв я от своей любви… Неужели до сих пор здесь никто еще не поселился? До каких пор? Сколько времени прошло и что было со мной, я ничего не помню. Но диван свой помню. И шкаф. Они такие же, как будто ничего не произошло. Как долго вещи сохраняют свое отношение? До следующего хозяина? Наверное, все зависит от силы твоего чувства к ним. У них все отраженное. Сохранились ли еще мои одежды? Не все, только самые любимые. Как их аккуратно сложили в шкафу. И белье. И оставили в шкафу синий сарафан, парочку блуз и обувь. Остальное, видно, разобрали. Надеюсь, что в моих вещах копалась только мама. И грязного ничего не осталось. Знала бы, написала бы завещание, кому что, и одежду тут же бы стирала за собой. О, в ванной у меня ведь большое зеркало, можно хоть посмотреть на себя наконец. Странно, зачем его убрали и куда? — неужели знали, что я сюда заявлюсь? Остался только след на стене и дырочки от шурупов. Но меня, наверное, и не видно. Может, остаться здесь? — если новые жильцы будут не очень шумные. Не жить же мне на улице? Ой, что это? И так внезапно. Ох, я чуть не умерла со страху. Это же телефон звонит. Раз бывает так страшно, значит, можно и второй раз умереть. Внутреннее чувство мне говорит, что это возможно. Не нужно терять самообладания. Кто же может мне звонить? Кто еще не осведомлен, что я умерла? И мой голос еще не стерли с автоответчика. Оставьте, пожалуйста, сообщение после сигнала. До свидания. Ну же! Положили трубку. Не захотели оставлять сообщения. Жаль. А я, видно со страху, по детской привычке в шкаф забилась. Я думаю, что это я так быстро успокоилась, а это запах свежевыстиранного постельного белья. Он мне всегда нравился и разгонял тревогу. Опять звонок. Что случилось? Как обидно, что я не могу подойти. Может, это наказание за то, что раньше могла, но не подходила? Оставьте, пожалуйста, — какой мой голос материальный. В нем тоже можно жить. По нему можно плыть. Он такой серо-синий с искрами. И несет, как река. Я плыву бездумно, отдавшись течению. Как хорошо! Оно меня куда-нибудь, да вынесет. Я знаю куда. В море.