Последнее дело графа Аминова (СИ)

— А здесь, — рассматривал Антон разложенные на столе бумаги, которые принесли тоже из тайной кладовки. — Записи о благотворительности. Списки.

Взяв один из листов, Василий Степанович заключил:

— По почерку могут принадлежать Рядову. У него при обыске изъяли записную книжку, так что сравнить не составит труда.

— А книгу художеств, найденную только что, я бы вернул хозяину как можно скорее, — заметил Алексей. — Львов будет невероятно счастлив тому, уверен.

— Да, хороший человек, — согласился Василий Степанович. — Верните, граф. Эта книга нам не понадобится. А Вы, сударыня, кем приходитесь хозяйке дома? — обратился он к Канне.

— Служили вместе у мадам Флор, — сразу сообщила та, от чего он от неожиданности услышать подобное вздёрнул бровью:

— Вот как?… А документ имеется? — взглянул он на Гликерию.

— Нет, — тихо молвила та, опустив взгляд.

— И часто сюда наведывался Рядов? — вопросил тогда Алексей.

Гликерия, видимо понимая безысходность своего положения, вздохнула:

— Часто… Это его погреб был. Отдала для надобности. Для дела.

— Она вместе с ним посещала некое общество, — сообщила Канна. — Не знаю, какое, но об этом я знала.

— Как всё сходится, — поразился Антон. — И не Рядов ли подстроил убийство, чтоб обвинить баронессу? Тело припрятали заранее… Вы, Гликерия, ему и помогли, видать, раз не сходится то, что заявляете.

— Ничего дурного князь не делал! Тем более я! — снова возмутилась Гликерия. — Вот в чём меня обвиняют? В убийстве?

— В соучастии, — перебил её речь Василий Степанович. — Кто кого и когда убил мы уже почти разобрались. А вот Вы, сударыня, не только за помощь Рядову будете осуждены, но и за оказание некоторых услуг без выданного на то позволения. Вам, как и Вам, — кратко взглянул он на Канну. — Прекрасно известно, что сим делом заниматься запрещено. Но обо всём об этом говорить будем на допросе не здесь. Увозите её, — махнул он агентам, и те подхватили Гликерию под руки, уводя из дома…

Глава 46

Антон долго смотрел в окно, оставшись в доме Гликерии с Канной, пока Алексей провожал Софью и Александру домой. Он знал, что друг просит их, находившихся в карете, вернуться в гостиницу, поскольку расследование здесь может затянуться и после этого нужно будет ещё посетить полицию вместе с Василием Степановичем.

Карета с парой агентов, увозившая Гликерию, уже скрылась из вида. В самой деревне на улице царила такая тишина, словно не было здесь больше жителей. То ли никто не хотел больше показываться на глаза, то ли мешать расследованию. Только курицы бегали по дворам и петухи изредка подавали голоса, как и сидевшие на привязи у своих будок собаки…

Одарив руку любимой ещё одним поцелуем, Алексей отступил, и экипаж с нею и Александрой поспешил в путь. Видя, что друг присоединился к беседе с Василием Степановичем на дворе, Антон повернулся к Канне. Она всё время стояла у печи, будто думала о чём своём, но тут же оглянулась. Антон рукою пригласил выйти на улицу, но так ничего пока и не говорил.

Оба молча удалялись вниз, к реке, чтобы никто не мог слышать, и тогда Антон тихо сказал:

— Тебе следует тоже вернуться в гостиницу.

— Зачем? — усмехнулась Канна. — Вы собрались вечно платить за комнату для меня?

— Мы поговорим там, но отпускать тебя вот так вот, — помотал головой он, встав перед глазами. — Анна…. я не знаю, как это объяснить…

— Вы цепляетесь за каждую, с кем в постели побывали? — усмехнулась она опять.

— Нет, — был его ответ твёрдым, а в глазах промелькнула печаль от опасения потерять какую-то надежду. — Просто подожди меня в гостинице, хорошо? Тебя отвезут, — указал он на ту карету, в которой приехал с нею сюда. — Я хочу присутствовать на расследовании.

— Я поняла, что обвиняют в убийстве Вашу супругу, — кивнула Канна и направилась обратно к дому Гликерии, где ждала карета.

— Да, — торопился следом Антон, а волнение росло. — Но у нас с нею очень трудные времена…. отношения… Всё рухнуло в одночасье.

— Как у всех и происходит, — пожала плечами Канна.

Она остановилась у дверцы экипажа, которую сама открыла, и повернулась к подошедшему Антону. Улыбка для него выражала сожаление, но Канна ничего не сказала. Она многое видела в его глазах, но понимала ли то, что творилась в душе, — Антон сомневался.

Отпуская уехать сейчас, он верил, что час откровения впереди. Всё ещё может сложиться хорошо. Сам опасаясь открыться, назвать те чувства, что в нём, нужными словами, он молчал. Когда экипаж скрылся из вида и Антон заметил, что стоит на дворе один, то поспешил уйти в дом Гликерии, где друг с московским следователем уже были некоторое время.

Он услышал их голоса, доносившиеся из погреба, который охранялся оставшейся тройкой агентов, и спустился туда же. Антон встал рядом, так же рассматривая разные на полках склянки, порошки, смеси, и Василий Степанович вздохнул:

— Надобно показать нашему врачу всё это… Наверняка Щепотьев был отравлен чем из сей коллекции.

— Даже не сомневаюсь, — сказал Алексей, разглядывая человеческий череп, который до этого стоял на одной из полок среди маленьких мешочков с порошками.