Последнее дело Холмса

– С ней мы уже провели вторую беседу несколько часов назад, после вашего ухода. В присутствии мадам Ауслендер.

– Ах вот как… – протянул он разочарованно – Я пропустил.

Я изложил ему суть разговора. Ничего нового. Никакой пользы для расследования.

– Сказать по правде, я никого не могу вообразить в роли убийцы Эдит Мендер.

Я положил книгу на стол и улыбнулся:

– А меня?

– Абсолютно нет. И потом, вы в этой истории сыщик. С возможным читателем или зрителем надо вести честную игру. Вам так не кажется?

– А вот я, признаться, вас в этой роли представлял, как и всех остальных.

– Вот же чертовщина! Я ведь Ватсон!

– Современный мир – мир двусмысленный. – Я чуть приподнял руку. – Но успокойтесь. По зрелом размышлении я отбросил этот вариант. Если не полностью, то признал маловероятным.

– Боже, не знаю, как вас благодарить!

– Я этот вариант отбросил, но недалеко: надо будет – подберу.

– Знаю-знаю… Тысячу раз слышал в кино: если отбросить невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, должно быть истиной[49].

– Кажется невероятным, а окажется огромной ложью.

– Этого я и опасаюсь.

– Во всяком случае, вы не даете повода считать вас убийцей.

Немного подавшись вперед, он слушал очень внимательно. И очень серьезно. Я в очередной раз подумал, что он хорош собой и наверняка пользуется успехом у женщин, а потом невольно вспомнил слова доктора Ватсона, утверждавшего, что он повидал женщин многих национальностей на трех континентах[50].

– Это почему же? – спросил он.

Я ограничился тем, что молча посмотрел на него. Поняв, что иного ответа не будет, он откинулся на спинку кресла:

– Даже не знаю, благодарить вас или обидеться.

Я засмеялся. И, вставая, сказал вполголоса:

– Завтра присмотримся повнимательней к Клеммерам. Ну, думаю, теперь я наконец смогу уснуть. Идете?

– Нет, посижу еще вот с этим. – Он побарабанил пальцами по корешку книги.

– Ну ладно… Тогда спокойной ночи, Ватсон.

– До завтра, Холмс.

Не прошло и четверти часа, как я вернулся. Фокса продолжал листать книгу и, подняв на меня глаза, удивился моему раздражению.

– Что вам известно об этом? – спросил я, немного драматизируя.

И протянул ему сложенный вдвое листок. Он закрыл книгу и взял его.

– Ваша работа? – наседал я. – Решили подшутить надо мной?

Он развернул листок. На почтовой бумаге с грифом отеля карандашом, заглавными буквами было коряво выведено:

НА ПЕСКЕ, ИСТОПТАННОМ АЯНТОМ, ЭЛЕМЕНТАРНА ТОЛЬКО СМЕРТЬ

Он перечел текст несколько раз.

– Если это шутка… – начал я.

– Это не я, – перебил он.

Я долго и пристально вглядывался в его лицо. Потом вырвал из его руки записку и перечел в молчании. Потом спросил:

– Даете слово?

– Да, разумеется. Где вы ее нашли?

– Лежала у меня в номере, на полу под дверью. Я заметил, когда ложился спать.

Я вытащил из кармана нож для разрезания бумаги – узкий, плоский, остроконечный, как кинжал. Чеканная рукоять и блестящее стальное лезвие длиной сантиметров семнадцать.

– Этого достаточно, чтобы протолкнуть записку под дверь.

Фокса растерянно рассматривал нож. Попробовал острие на подушечке большого пальца.

– Нож тоже был в номере?

– Да.

– Он не ваш?

– Впервые вижу.

Он попросил у меня записку и принялся ее рассматривать.

– В рассказе «Райгейтские сквайры», – сказал он, возвратив мне листок, – Шерлок Холмс извлек из клочка бумаги двадцать семь умозаключений.

– Мне и одного бы хватило.

– Кажется, что писал ребенок.

– Или тот, кто имитировал детский почерк: все буквы заглавные. Я уже думал об этом, пока спускался.

– А может быть, написано левой рукой? Вы это имели в виду?

– Или левша писал правой.

Мы замолчали, уставившись друг на друга.

– А вы понимаете, что это значит? – спросил я.

– Может быть, кому-то пришла охота подразнить нас? И это не имеет никакого отношения к…

– Вот как? Вы в самом деле так думаете?

Он не нашелся с ответом. В наступившей паузе я скользил взглядом по корешкам книг на полках. Ночь вокруг нас казалась теперь еще темней, а мрак – еще гуще.

– В делах подобного рода, – сказал я наконец, – нужно совершить два дополняющих друг друга действия: поставить себя на место преступника, приняв как данность, что он умнее нас, либо – что мы умнее его. И в том и в другом случае мы сталкиваемся с определенными трудностями.

– И как нам быть сейчас?

– Пока не знаю.

Я сел на прежнее место.

– «На песке, истоптанном Аянтом…» Может быть, подразумевается пляж?

– Может быть, – ответил Фокса.

– Следы на песке, ведущие к павильону.

– Вполне вероятно.

Я вспомнил, как Шерлок Холмс дразнил Ватсона, прикидываясь невеждой, и решил повторить:

– А что это за Аянт такой?

Фокса удивился:

– Вы не знакомы с античной драматургией?

– Дорогой друг, вы представить себе не можете, до какой степени необразованны люди моей профессии. Мы, актеры, состоим из пустот, которые заполняем каждым новым персонажем. И почти все мы, получая новый сценарий, читаем только свои реплики.