Последнее «долго и счастливо»

У рыцаря кровоточила глубокая рана на щеке и еще одна на бедре, пробитое насквозь плечо выглядело гораздо хуже, чем в начале боя. Было заметно, что Ланей держится из последних сил, чтобы не потерять сознание. Мерлин лишился своего плаща и шляпы, а один из огров только что отрезал ему ножом бороду, но старый маг, не теряя своего достоинства, продолжал молча смотреть на скрывающееся за деревьями солнце. Даже издалека Агата рассмотрела, каким печальным, безнадежным было выражение голубых глаз волшебника. Ничего-то им с Агатой не удалось – ни заставить Софи уничтожить кольцо, ни удержать защитный барьер Гавальдона, ни остановить Директора школы, рвущегося написать свое, злое окончание всей сказочной истории. Они везде и всюду опоздали, позволив ему сделать все, чтобы окончательно, навсегда уничтожить Добро.

Агата ждала, что Мерлин посмотрит на нее, даст каким-то образом знать, что ей делать дальше, подскажет, как спасти Добро…

Но Мерлин в ее сторону не взглянул и никакого знака не подал.

Зато Рафал с нескрываемым удовольствием окинул взглядом и беспомощного связанного волшебника, и остальных, стоящих на коленях, героев.

– Почему некоторые души не способны любить? – спросил Директор школы своим звонким юным голосом. – Этот вопрос долгое время мучил меня, пока я наблюдал за тем, как Добро побеждает в каждой новой сказке, в то время как души, подобные моей, чахнут и погибают, не имея оружия, чтобы дать Добру достойный отпор. Многие, очень многие никогдашники пытались любить так, как учит Добро, в надежде найти свое «долго и счастливо». Даже я сам не остался в стороне, я пытался любить моего доброго брата так же горячо, как любила когда-то доброго принца злая королева. Но Зло не может любить так, как любит Добро, как бы сильно мы ни старались. Почему? Да потому, что злые души не созданы для любви. Нас ненавидят, мы везде считаемся изгоями, выродками, отбросами. Нами движут отчаяние, боль и страдание – и в этом наша сила. Но и нам, злым, никогда недостаточно той любви, что просто достигает своего «долго и счастливо». Ее не хватит, чтобы заполнить черную дыру в наших сердцах, если только… Если только мы сами, на свой лад не изменим представление о любви, – он лукаво взглянул прямо в глаза Агате и с усмешкой закончил: – И тогда любое Зло отыщет свое «долго и счастливо».

Сзади к Агате подошел огр и связал ей запястья веревкой.

В это же время раздались приглушенные крики, проклятия, и Агата, подняв голову, увидела, как двое троллей тащат к ней Тедроса. Принц уже был со связанными руками, в грязной, разодранной на груди рубашке. И отцовский меч не висел больше у его бедра.

Рафал встал между Агатой и Тедросом и чуть слышно прошептал им обоим на ухо:

– Я говорил, что устрою вам такое окончание вашей волшебной сказки, которого вы никогда не забудете. Я сдержу свое обещание.

Один из троллей протянул Софи Экскалибур, она взяла меч и тут же приставила его кончик к горлу Стефана.

Второй тролль вытащил топор из тела Золушки и протянул окровавленное оружие Рафалу.

Рафал подвел Агату и Тедроса к поваленному дереву, заставил опуститься на колени, затем зашел сзади и одного за другим – сначала Агату, потом Тедроса – толкнул в спину своим черным сапогом так, что оба упали на ствол дерева как на плаху. Тут же подскочили два огра и навалились на пленников, чтобы те не дергались.

Юный Директор аккуратно приложил топор к шеям Агаты и Тедроса и примерился – топор оказалось достаточно широким, чтобы им можно было казнить сразу обоих. С острого стального лезвия все еще капала кровь Золушки и отваливались маленькие чешуйки ржавчины.

– Добро находит свое «долго и счастливо», когда сливается в поцелуе. Зло находит «долго и счастливо», когда убивает, – Рафал взглянул на Софи, и на его белых щеках загорелись красные пятна. – Ты была предана всеми, кому верила, моя Королева. Но один удар – и они исчезнут навсегда. Один удар – и наша с тобой любовь будет длится вечно! – В голосе Директора прорезались горячечные, безумные нотки. – Потому что с этого дня мы с тобой пойдем сквозь любовь и ненависть, тьму и отчаяние, через все круги ада, и даже сама смерть не разлучит нас. Никогда. А эту – их – смерть я посвящаю тебе, любовь моя!

Он поднял топор над головами Агаты и Тедроса, примерился, замахнулся…

Лицо Софи оставалось неподвижным – словно бледная призрачная маска. Она сильнее прижала кончик Экскалибура к горлу Стефана и ответила:

– А я эту смерть посвящаю тебе, Рафал, моя единственная и истинная любовь!

– Нет, Софи, нет! – закричала Агата, выворачивая шею, чтобы поймать глазами взгляд Софи. – Это же твой от…

Рафал опустил на спину Агаты свой сапог и заставил ее замолчать.

– Погоди, – бросила Софи, и топор юного Директора завис в воздухе. – Я еще со своим не закончила. Чур, я первая!

Рафал опустил топор и с самодовольной ухмылкой ответил своей Королеве:

– Да, конечно, дорогая моя… Действуй!

Софи повернулась к Агате, и той на миг показалось, что под бледной застывшей маской еще скрываются какие-то глубоко спрятанные чувства: