Последнее крымское предупреждение

Диверсант взревел. Пистолеты в руках спецназовцев его не впечатлили. Он выхватил нож, позабыл про свои сумки и бросился в атаку. Вадим отклонился, уходя от столкновения, и врезал кулаком в живот клиента. Рудницкий сделал выпад сбоку. Нож зазвенел по каменному полу.

«Проба пера», — машинально подумал Вадим.

Второй удар сокрушил челюсть. Третий пробил висок. Тряхнулась голова, выплеснулись кровь, слюни, сопли. Диверсант разметал передние конечности и повалился на пол.

«Красиво сработали», — оценил командир.

Он переступил через тело, добрался до сумок, открыл ближайшую из них и удовлетворенно кивнул. Там было, разумеется, не мясо.

— Знаешь, командир, третий удар был явно лишний. У тебя и второй-то, в сущности, оказался контрольным, — задумчиво изрек Максим, осматривая поверженного врага.

Снова перестарался? Понесло его что-то. Господа Баязов и Дубарь могут с радостью подтвердить.

Майор с беспокойством склонился над диверсантом и пихнул его ногой. Громанько издал душераздирающий стон, его пальцы зашевелились.

— Вылечат тебя, нормально все, — сказал Вадим, оскалился и постучал пальцем по наушнику. — Докладывайте, товарищ лейтенант.

— Первый пошел, — не без гордости сообщил Балабанюк. — С ножом бросался, сволочь. Угомонили мы его. А у вас что, командир?

— Не поверишь, Вовчик, то же самое. Быстро тащите его внутрь. Продолжаем операцию!

Спецназовцы стремительно рассредоточились по территории рынка. Репнин сомневался в том, что майор Романовский пожелает лично проконтролировать закладку взрывчатки, но не исключал такую вероятность полностью.

Вскоре подошла машина, присланная Истоминым. Люди, подъехавшие на ней, загрузили террористов в кузов. Отдельно, со всеми осторожностями, они положили туда взрывчатку.

Попутно в соседнем переулке была обнаружена машина диверсантов, старый «Опель» с фальшивыми номерами. Отслеживать ее происхождение должны были уже сотрудники полиции.

Романовский не проявлялся, но Вадим знал, что он все равно нарисуется, пусть не во плоти, но хотя бы голосом в телефоне. Деваться-то ему некуда.

Пленных далеко не повезли, сгрузили во дворе бывшего городского вытрезвителя, поволокли в подвал, оснащенный всеми тюремными удобствами. Прибыли заспанные, злые и очень решительно настроенные специалисты по изъятию необходимых сведений из строптивых персон.

Времени на раскачку не было. Диверсантов кололи жестко. Громанько замкнулся, не реагировал на зуботычины и ствол, приставленный к виску. Со Стеценко в отдельной комнате работали сразу трое. Не до сантиментов! Он раскололся как орех, в ужасе кричал, что все расскажет, полностью раскаивается, признает свою вину.

История умалчивает, на какие нервные окончания нажали люди, беседующие со Стеценко, и почему такое не вышло с Громанько. Спецы из антитеррора оказались искушеннее своих коллег из военной разведки. Стеценко раскис, как помидор, неделю пролежавший под батареей.

— Когда планировался взрыв на рынке? — спросил экзекутор.

— Завтра. Взрывы должны быть синхронизированы по времени. Романовский сообщит, когда он приведет в действие свое взрывное устройство. Разница должна быть не больше пары минут.

— Откуда хотели взрывать?

— Из частного дома на улице Елисеевской, где мы с Громанько сняли комнату. Романовский должен был указать время. Связь у нас односторонняя, звонит он, номер не высвечивается. Говорит, что так нужно для безопасности.

— Что он взрывает?

— Теплоход.

— Какой? Где? Когда?

— Теплоход «Скрябин», экскурсионное судно. Пичулин помогает ему. Отплытие должно состояться в двенадцать. Романовский лично пойдет на борт, у него уже куплен билет. Пичулин подгонит катер Дубаря к «Скрябину».

— Где прячутся твои подельники? В Анкермане? Говори быстро!

— Я не знаю, честное слово. Это тоже ради безопасности. Если провалится одна подгруппа, другая сможет выполнить хотя бы часть задания. Но это где-то в Анкермане, недалеко от моря.

— Внешность Пичулина?

— Средний рост, такое же сложение, голова угловатая, словно плоская на макушке, улыбается часто. Букву «Г» не выговаривает.

— Ну, спасибо, дорогой. Половина Крыма ее не выговаривает, используется фрикативная «Г». О провале Дубаря Романовский знает?

— Да, знает о провале и о том, что он погиб. Говорит, потеря не страшная, переживем. Мы слышали шум, когда отъезжали от дома со взрывчаткой. Доставили груз в безопасное место, вернулись, видели, как его машина вывозила, которая из морга пришла.

— Романовский должен с вами связаться?

— Думаю, да. Возможно, не сразу. Срок проведения закладки — до трех ночи. Он должен убедиться в том, что все готово и завтра можно спокойно минировать теплоход.

— А теперь слушай меня, парень. Твоя жизнь решается. Позвонит — ответишь. Скажешь, Громанько рядом нет, такое бывает. В сортир отлучился. Закладка проведена, уходите на дно до завтра. У вас же нет условной фразы о провале?

— Есть. — Стеценко трясло, у него зуб на зуб не попадал.