Последнее лето ярла Ульфа

Я с легкостью отбил его Слезой. И тем же движением рубанул атаковавшего хирдмана в левое бедро. Рука у бойца рефлекторно дернулась вниз, но щита в ней не было, так что Слеза рассекла ногу до кости. Могла бы и кость разрубить, если бы я бил в полную силу. Но зачем?

— Сюда! Ко мне! — укушенным в окорок мишкой заревел Скульд. — Все ко мне!

Второй хирдман наконец-то титаническим усилием выдернул меч…

И, забившись в судорогах, повалился на стол, поливая его кровью из разрубленной шеи. Сутулого тоже окатило, но ему было не впервой. А вот драться на одной ноге для него внове. Но он решительно установил колено подрезанной ноги на скамью и приготовился.

И в этот момент распахнулась дверь.

«Вот и все», — успел подумать я, увидев входящего в трапезную Бирнира, за спиной которого поблескивали шлемы воинов.

Никаких шансов. Волк куда-то запропастился. Да и с Волком мне вряд ли удастся победить нескольких берсерков. А их там, за спиной Бесстрашного, даже не двое. Много.

Что ж, хоть умру в бою.

Но смерть в бою, похоже, откладывалась. Или вообще отменялась.

Потому что вторым, кто вошел в залу, был Медвежонок.

— Я же сказал тебе, Бесстрашный: брат и сам управится! — пробасил он.

— Сутулый пока что жив, — возразил Бирнир.

Пришедшие с ними разошлись, заполняя относительно небольшую трапезную. Тут были не только берсерки. Пара хёвдингов Скульда, его хольды…

И с десяток моих: Парус, Витмид, Стюрмир…

— Считай, что он мертв, — не согласился Свартхёвди. — Глянь на его копыто. Давай, брат, прикончи Сутулого, и будем пиво пить!

— Нет, погоди! — воскликнул Бирнир. — Не убивай его, ярл! Позволь мне!

— Да пожалуйста! — Я вытер Последнюю Слезу подвернувшимся полотенцем и спрятал в ножны.

— Пусть тебя альвы после смерти живьем сварят, предатель! — злобно посулил Скульд Бирниру.

— С чего бы я предатель? — не согласился берсерк. — Я тебе в верности не клялся. А вот ты, да, Сигурду клятву приносил.

— А ты как будто нет?

— А я — нет! Я Рагнару присягал, так что перед богами я чист. А вот тебе, Скульд Крум, прямая дорога в Хель!

— Это еще поглядим! — буркнул Скульд, поднимая меч.

— Гляди! — Меч Бирнира мелькнул серебристой рыбкой и разрубил колено, которым Скульд опирался на скамью.

А потом с небрежной легкостью отсек падающему конунгу правую кисть.

— Я сказал — в Хель, значит, в Хель! — заявил Бесстрашный, пинком отбрасывая отрубленную кисть.

Он поднял меч Скульда.

— Франкская работа, — сказал он, протягивая меч мне. — Твое. Сыну подаришь.

— Оставь на память, — отказался я.

— Не могу. Мой других не потерпит. Сам погляди! — Бирнир вытянул руку с мечом.

Металл клинка был темный, даже какой-то зеленоватый. И мне показалось, струится в нем что-то. Внутри. Какая-то дымка…

Что интересно: крови Скульда на клинке не было. Ни капли.

— Отцов, — сказал Бирнир, пряча оружие в ножны. — А отцу от деда остался. Имени у него нет. Так и зову — Безымянным. Я его с собой в могилу возьму.

— В могилу? — удивился я. — Такой дивный меч? Лучше своему сыну отдай.

— Это не я, это он так решил, — Бирнир похлопал по ножнам. — Мне ли спорить? Ты же видел, какой он.

Я видел. Руку отрубил, словно это соломина.

— Бери! — Бесстрашный вновь протянул мне меч Скульда. — Я у тебя в долгу.

— Почему в долгу?

— Нет лучшего пути в конунги, чем убить того, кто им был, — сказал Бирнир, доставая нож, простой, для резки мяса, и присаживаясь рядом с лежащим Скульдом. — Вот ты, Сутулый, пошел по другому пути, и отправишься к Хель.

Взмах — и нож берсерка вошел в межключичную ямку Скульда. Тот забился и захрипел.

Бесстрашный поднялся, оглядел всех и сказал:

— Подходящего камня тут нет, поэтому я без камня скажу: я — конунг! Несогласные есть? Нет? Ну и хорошо. А теперь, сын Сваре Медведя, пришло время пить пиво!

Глава тридцатая Грязь в грязь

— А ты, значит, не боишься, что кто-то из наших расскажет Сигурду о том, что здесь произошло? — поинтересовался я.

Вернее, пиво во мне, не иначе. Потому что только пиво могло притупить мое чувство осторожности иллюзией того, что мы тут все — друзья.

— А чего ему бояться, он же Бесстрашный! — хохотнул Медвежонок.

Бирнир веселья не поддержал. Поглядел на меня внимательно, а потом спросил очень серьезно:

— А ты расскажешь?

И тут же захохотал, широко разевая пасть.

— Ну не удержался, — сказал он, обращаясь почему-то не ко мне, а к моему брату. — У него такая смешная рожа сделалась!

Ну надо же. Я как раз прикидывал, как мне выжить при атаке берсерка, а ему «смешная рожа», значит.

— Мой брат, он такой, — пробасил Медвежонок. Потряс бочонок, услышал плеск и немедленно вылил остатки в собственный кубок. — Бывает, глупость сболтнет, или мнется, будто жрец франкский перед голой девкой, но… — Братец воздел вверх палец. — Если вдруг беда какая, то выясняется, что не глупость то была или слабость, а мудрость, иным неведомая. А все почему?

— Почему? — спросил Бирниров подручный Вигфус по прозвищу Грязь.